Иван Новиков - Руины стреляют в упор

— Скоро. Костя часто бывает у меня. Может, даже завтра скажу.

— Предупреди товарищей, что конспирация требует, чтобы ты порвал все другие связи. Мы должны быть изолированы. Ну, пока всего доброго, приду завтра. А жене всего не рассказывай. Только предупредить надо, чтобы остерегалась, не говорила и не делала ничего лишнего.

— Не беспокойся, она у меня опытная.

С Максимовым был знаком не только Костя Хмелевский. Его знал еще Исай Казинец, ему давал поручения Ватик Никифоров.

И вот теперь надо порвать старые связи. Что скажет подполье? Лучше посоветоваться с товарищами, чтобы не бросать на себя тень. С этой целью он и встретился с Хмелевским. Костя молча слушал, что рассказывал ему Данила о госте из Москвы.

— Надо человеку помочь, — подумав немного, сказал Хмелевский, — кто же ему поможет, если не мы. Дело у нас общее. Конечно, жаль терять такую базу, как твой дом, но если нужно, так нужно. Работай. Я скажу хлопцам, что к тебе теперь ходить нельзя. И сам не буду больше заходить.

Сергей энергично взялся за дело. Радист Ефрем Мельников, которого все почему-то звали Макаром, помогал ему.

С виду они были на диво разные люди. В высоком, широкоплечем, могучем Сергее легко было узнать опытного и уверенного в своих силах спортсмена. Макар — небольшой, живой, подвижный. На скуластом смуглом лице светились слегка раскосые и черные, как бусинки, глаза, из которых одно, как говорится, толчет, а другое — мелет. Надвинет Макар кепку на лоб, засунет руки в карманы, насмешливо прищурит глаза, и посмотришь — самый настоящий босяк.

Но во всем, что касалось работы, они были одинаково усердными и ловкими.

Вскоре отец Валентина Павловича — еще одного разведчика, прилетевшего с ними, — привез на квартиру Максимова рацию. Данила нашел на пожарище несгораемый ящик. Положили в него рацию и спрятали в сарае, в яме. Сверху старательно присыпали мусором и навалили бревна. Чудесный тайник! Никакой фашистский пес не пронюхает.

За рацией приходил всегда сам Сергей. Никому не доверял он такого ответственного дела. Да и никто, пожалуй, не смог бы так ловко замаскировать тайник.

Местом для работы выбрали изолированную спальню, выходившую окнами во двор. Возле печки-голландки пристраивали табуретку, на которую ставили рацию. Жена Максимова — Вера Васильевна — лезла на чердак. Сергей просовывал антенну в щель возле трубы. Вера Васильевна подхватывала ее сверху, цепляла на металлический штырь и выторкивала ее возле самой трубы над крышей. Чтобы кончик штыря, который возвышался над трубой, никто не заметил с улицы, Вера Васильевна затапливала печь, и клубы дыма застилали штырь.

Передачи велись утром, с восьми до девяти часов. В это время хозяйки готовят завтрак, и никого не удивляло, что из трубы Даниловой хаты поднимались густые клубы дыма.

Хозяин и хозяйка тем временем из окон, выходивших на улицу, следили за всем, что на ней происходило. Калитка была старательно закрыта на засов, по двору бегала спущенная с цепи собака Букет.

Точки и тире летели в эфир. Они миновали непокоренный Минск, бесконечные леса и болота, реки и голубые озера родной Белоруссии, летели над просторами братской Смоленщины, над фронтовой московской землей. Где-то там, в далекой, но родной Москве, может быть, совсем молоденький радист или радистка прислушивались к этим точкам и тире, записывали донесение и даже не представляли себе, из какого пекла летят эти звуки и какую опасность таят они в себе не только для врага, но и для тех, кто их передавал.

Точка, тире, точка, точка. Снова тире, три точки... Они сливаются почти в один звук, и только опытное ухо может что-нибудь понять в этом непрерывном писке. И совсем ограниченный круг людей может расшифровать то, что передали разведчики из Минска.

Враг тоже, наверно, прислушивается. Он может настроиться на их волну. Тогда фашисты попытаются расшифровать радиограмму и, конечно, начнут искать радиостанцию.

Как только заканчивали передачу, быстренько складывали рацию, и Сергей нес ее в тайник.

Для конспирации, на случай фашистского налета, ночью начали копать лаз из хлева к речке. В хлеву его закрыли так, что сверху и не заметишь. Работали упорно, каждый день по очереди. Ночью выкопанную землю Данила высыпал в речку.

Ночевал здесь Сергей очень редко. Он был прописан у Марии Лисецкой и там жил на правах двоюродного брата.

Рация работала исправно. Москва откликалась на каждый ее сигнал и требовала все новых и новых сообщений. Особенно интересовалась она движением на Минском железнодорожном узле. Нужно было установить круглосуточное наблюдение за поездами, которые шли во всех направлениях — и на запад, и на восток, и на юг. Сергею требовались люди — скромные, неутомимые, молчаливые, надежные.

Из квартиры Максимовых было видно, как идут поезда в сторону Москвы. Вишневский попросил Веру Васильевну:

— Ты все время дома. Как только услышишь, что идет поезд, — посмотри, куда идет, что везет, сколько вагонов и платформ, и хорошо запомни все. Примечай и время — когда прошел поезд. Потом обо всем этом скажешь мне.

Она согласилась, и с той минуты каждый стук колес на железной дороге звал ее к окнам или во двор.

Как-то в мае 1942 года Вишневский шел по улице с куском алюминиевого листа в руке. Понадобился небольшой ремонт рации. Неожиданно он увидел перед собой удивительно знакомое лицо. Маленькие светло-карие глаза сузились в радостной улыбке, длинный, лопаточкой нос забавно сморщился. Сергей смотрел и не верил своим глазам.

— Привет! — решительно протянул руку давнишний приятель, велосипедист-спортсмен Владислав Садовский. — Что это ты с алюминием ходишь?

— Да вот собираюсь в соревнованиях участвовать, так бачок под воду мастерю... — пошутил Сергей. — Самое время для велокросса. Скорости теперь нужны большие...

Садовский понял.

— Не доверяешь? Могу паспорт показать.

— Паспорт ты покажи кому-нибудь другому, мне не нужно. Я и без паспорта хорошо знаю тебя. Где ты живешь?

Домик Садовского стоял возле самого железнодорожного переезда неподалеку от Червенского рынка. Владислав назвал адрес.

— Вот хорошо, я скоро зайду к тебе. Может, даже сегодня. Согласен?

— Буду ждать.

Для Вишневского встреча с Садовским — большая удача. Этого парня он очень хорошо знал еще до войны. Вместе участвовали в велосипедных гонках. Обычно молчаливый, тихий, даже неприметный, Садовский обладал отличными качествами спортсмена: огромной физической силой, волей к победе. С ним нелегко было соревноваться. За это и уважал его Сергей. Именно такие люди нужны ему теперь.