Александр Бологов - Один день солнца (сборник)

Конечно, было бы знато, она бы не допустила этого, метлой бы поганой вытурила обкрутивших его жуликов из вагона, да ведь они замажут глаза кому хочешь.

Своих пассажиров обычно знаешь. Пока билеты поглядишь и людей посадишь, по вагону посмотришь — бывает, места не сойдутся или два посадочных дадут на одно, по-свойски где-нибудь на малой станции: на месте, мол, проводники рассадят, никуда не денутся, — пока белье разнесешь, то да се, и на лицо вроде бы уж отличаешь своих, даже по купе — из какого. Но ведь бывает и не до этого. То ишиас крепко прихватит — еле выстоишь посадку, то с водой волокитятся до последней минуты и заправщики бегают по крышам вагонов, тянут рукав, когда уж на выходе зеленый горит, а ты вынуждена красный из чехла доставать и держать. Да мало ли бывает.

Одного из этих аферистов она очень хорошо запомнила — он первым, едва тронулись, появился в вагоне и зыркал по сторонам, искал, к кому подсесть, где выгорит дело. Второй-то позже подошел, как бы проходя мимо, и устроился напротив компаньона не сам, а по приглашению самого парня, солдата, уже втянутого в игру. Так у этих проходимцев все было разыграно. Это уже, конечно, пассажиры рассказывали, кто из них всю эту картину наблюдал.

Она видела, что играют в карты и что зеваки уже собрались. Большей частью так и бывает: и подначки всякие, и шум, особенно если есть смена проигравшим, — а тут тихо, нервная какая-то игра. Видела, а значения не придала — так, проскользнула глазами по всем и прошла себе куда шла.

Сперва, как потом восстановили картину, играли без интереса — недобор, перебор, то один раздает, то другой. Карты крепкие, хорошие, хотя и без особых рисунков, какие теперь часто бывают. Потом солдату надоела пустая игра, и он предложил сыграть на мелочь, до рубля: как рубль кто-нибудь проиграет, так и все — и карты в кучу.

— У меня всего-то рубля три, — сказал хозяин карт, посмотрев в кошельке и вроде колеблясь. Потом высыпал мелочь на столик, посчитал ее пальцем и махнул рукой — Ну, вот на эти — ладно, так и быть, проиграю.

А парень — отслуживший стройбатовец, домой ехал — играл лучше: раз, раз — и двадцать одно. Опять сдают карты — и опять двадцать одно. Его партнер и снимать ему давал, и колоду по нескольку минут мешал, а солдату все равно везет. Потом и второй подъехал, с рыжинкой; встал в стороне — об верхнюю полку рукой — и смотрит бараньими глазами, словно очень удивляется всей картине.

Сначала по пятаку на кон ставили, потом по гривеннику оказалось. Этот — чьи карты были — стал волноваться, покраснел, пальцы стал слюнявить, чтобы картами легче управлять. А парень уже в азарте, уже в аппетит вошел, потому что как свой гривенник кинул на столик, так и в карман больше не залез — чужими монетами расчет вел.

Тут уж банк большой скопился. Парень раздает, а у партнера только на ответ и осталось серебра. Взял он карту, поглядел на нее и на кучу денег, потом на руки солдата — а тот барабанит весело пальцами по колоде — и — «На все», — говорит. Солдат дал. «Еще». Будьте любезны. Взял, да не та — перебор.

Тот, что в проходе стоял, рыжий, не вытерпел, всунулся:

— Эх ты… Зачем на все-то шел? С шестеркой-то? — говорит проигравшему.

— А ты сам сядь, — отмахнулся тот.

— С ним сядешь, — кивнул рыжий на солдата, отгребавшего в свою сторону горку мелочи. — Так он и на пол-литра наберет.

Солдат — рот до ушей — пожал плечами и подвинулся.

— А чего, садитесь…

Приглашенный потряс головой, а сам сел — робенько, на краешек полки, поглядел, знакомясь ближе, на того, что был напротив, на солдата рядом и — была не была — достал рубль.

— Разменяй.

Солдат откинул ему, по одной, сколько надо белых монет, а рублевку оставил на столе — класть в карман было, наверно, неловко. Так разбили первую бумажку.

Потом, опять же с гривенника, пошел кон, и хозяин карт как-то незаметно возвратил себе часть мелочи, повеселел. Да и демобилизованный не очень огорчился — чужие деньги по столу передвигались. Вновь вступивший в игру особо не размахивался и все время был при своих: гривенник положит, гривенник возьмет, даже на пятачок шел, что солдату уже мелким казалось и не нравилось. А ему и в треугольнике фартило: зачинщик всей игры вскорости опять все серебро сдвинул в банк, и, чтобы было чем отвечать, вынул из кошелька трояк и попросил стройбатовца разменять его.

— Подождите, я сдам, может, вернете, — сказал тот весело, тасуя колоду.

Но, видно, плохо стасовал, потому что опять карты пошли не в лад и кучка мелочи вся сдвинулась к нему самому. Трешку, когда разменял, он не стал держать на столе, а затолкнул, сминая, в нагрудный, кармашек.

Солдат, как видели все, был не промах — так он все дело обернул, что на карточного владельца стало жалко смотреть. Явного вида он, понятно, не показывал, но руки выдавали. Карты, хоронясь, в кулак зажимал, до-взятые открывал не сразу — выдвигал медленно, с уголочка, словно от этого зависело самое лучшее совпадение.

А не везло. Ну, хоть разорвись. Все за него переживали. И троячок разбитый так же уплыл, как и первая мелочь. Невелики, конечно, деньги, но все равно деньги. А новичок в какой-то момент тоже чуть с последним двугривенным не расстался, уже рыжий чуб свой трогал нетвердыми руками, но незаметно поправил дела, опять все возвернул и даже в барыш пошел. Но внимание, ясное дело, было не к нему.

Чем больше ставят, тем, само собой, и игра круче идет. Этот снял, этот сдал., прошли круг, два, потом еще. И опять главный затейник все выложил, а ему очередную карту дали, и хорошая попалась — десятка, как потом выяснилось. И по нему было видно, что хорошая.

Ну и что, что хорошая, если денежки уже спущены? Рыжий улыбнулся неловко, пожал плечами — ничего, мол, не поделаешь, карты вниз, а руки вверх. А тот, с десяткой, подумал чуть, карту быстро укрыл за пазуху и вынул бумажник, а оттуда, из дальнего отделения, — стиснутую вчетверо четвертную. Вот так… А говорил, три рубля, мол, всего и есть…

Тут женщина — она потом все это и рассказала, потому что сидела на боковом месте и все видела с самой завязки, — даже испугалась: шутка ли, какие суммы пошли. Она поднялась и ушла от греха в другое купе, на свободное сиденье. А когда вернулась, на месте остался один солдатик. В лице ни кровинки, совершенно растерявшийся, и вроде бы даже в толк не возьмет, что же такое с ним произошло. Я, говорит, все деньги проиграл.

— Как проиграл?

— А так…

— Кому?!

— Этому, который позже подошел.

— Рыжему?

— Да.

— А другой?

— Он тоже все проиграл.

— Ах, боже ж ты мой! И много денег?

— Много.

— Сто рублей!

— Больше… Все проиграл…

Он за всю службу, что в стройбате работал, все эти деньги получил и вез домой. Ну, дурачок! А эти были аферисты, оба они были заодно, и думать нечего. Который все выиграл, когда вытянул из солдата весь капитал, сразу вдруг есть захотел. Пойду, говорит, перекушу, потом продолжим. Я тебе, говорит солдату, займу для игры сколько надо, ты подожди.