Михаил Никулин - Полая вода. На тесной земле. Жизнь впереди

Они миновали штабеля новых шпал и под защитой кустарника пошли вслед за неярко поблескивающими из темноты рельсами, похожими на два прямых ручейка, скованных бесснежным морозом. Из-за кустов они не видели платформ, работающих людей, но слышали гудящий стук перегруженных автомашин, глуховатый звон камней и требовательные простуженные голоса.

— Спешат, — сдержанно заметил Гаврик.

— Сердиты. Сейчас под руку к ним с разговорами нельзя, — сказал Миша.

Впереди из-за смутно темнеющих голых веток защитных насаждений внезапно показался устало шагавший пожилой человек. Он был в черной шинели железнодорожника. В руке у него раскачивался зажженный фонарь.

— А мы к вам, дядя… спросить, — заговорил Миша и, на ходу пристроившись к железнодорожнику, стал объяснять ему, зачем он им нужен.

Железнодорожник спокойно ответил:

— Паровоз вот-вот прибудет с места за этими платформами, что на втором пути. Если придет поезд с теплушкой, первыми посажу вас. А не будет теплушки, не мечтайте уехать. Так-то, товарищи из колхоза «Первый май»!

Он ускорил свой усталый, шаркающий шаг, тем самым показывая, что сказал все и не нужно мешать ему думать о чем-то своем.

Миша и Гаврик в недоумении остановились.

— Дядя, нам никак нельзя оставаться, — сказал Миша.

— Мы все равно уедем, хоть на камнях, — сказал Гаврик.

Железнодорожник обернулся.

— Я думал, в Первомайском колхозе все люди самостоятельные… Но двое нашлось таких: им все равно, что железная дорога, что хала-бала.

Миша и Гаврик увидели, что при слове «хала-бала» фонарь его описал замысловатую дугу.

— Гаврик, пойдем на тот камень… видишь, белеет, — подавляя вздох, проговорил Миша. — Перемотаем портянки. Может, до Желтого Лога пешком придется.

Они уселись на большой плоский камень.

— И запасы харчей проверим, — усмехнулся Гаврик.

— Проверим. Месяц как раз выглянул, бесплатно посветит.

Они выложили харчи на опустевшую сумку.

— Неужели эти котлеты из МТС? Тогда, Гаврик, тебе их обе съесть.

Хлебосольный Гаврик, отмахиваясь, возражал:

— Нет, тебе, потому что ты старший!

— А старшие отвечают за младших, чтобы в дороге не зачахли!

— А кто дороже — старший или младший? — приставал Гаврик и, считая себя победителем в споре, уже подносил Мише котлету. — Вот она, сама лезет в рот.

Сбоку послышался тонкий, робкий смешок. Это смеялся тот самый худенький мальчик, которого Миша и Гаврик видели в ожидалке опустошенной станции. Это был Трушка, спутник словоохотливой колхозницы в поездке на Украину, за картошкой для колхоза.

— Кто дороже и кому есть котлеты — про то старший знает! — твердо установил Миша, взял из рук Гаврика котлету и отдал ее Трушке.

— Ох, и хитрюка ты, Мишка! — кинулся Гаврик к Мише, и друзья несколько секунд барахтались на земле.

— Хлопцы, вы тоже за картошкой? — спросил осмелевший Трушка.

— Нет, мы по колхозному делу и за коровами и… за конями, — ответил Гаврик.

— Сами? — удивляясь, поинтересовался Трушка и, узнав, что ребята сами получали наряд на коней и сейчас сами направляются в Желтый Лог, с печальной завистью проговорил: — Вот бы мне с вами, хлопцы, за конями… Это ж не за картошкой… А мой отец, хлопцы, в кавалерии.

Миша и Гаврик сочувственно взглянули на Трушку, ничего ему не ответили. Проголодавшись за день, они молча ели.

Из «ожидалки» стали выходить колхозницы. Появился на перроне уже знакомый ребятам пожилой железнодорожник с фонарем в руке. Послышался предостерегающий свисток паровоза. Он прилетел оттуда, где при свете костра работали люди. Ребята вскочили, накинули на плечи сумки и, готовясь погрузиться в поезд или отправиться в путь пешком, стояли и ждали.

Вот уже стали слышны вздохи приближающегося паровоза, и наконец показался из-за кустов и паровоз.

Заглядывая ребятам в глаза, Трушка сказал:

— Хорошо бы нам до моста вместе. Хоть на тормозе. Я терпеливый на холод. Мамка всегда так говорит…

Паровоз шел, двигаясь задним ходом. И ребятам видно было, что он не притащил с собой теплушки.

— Гаврик, подождем еще минутку, а потом…

Железнодорожник с фонарем, — он здесь, наверное, был и дежурным, и сцепщиком, — цепляя платформы к паровозу, нараспев спрашивал машиниста:

— Иван Николаевич, как там, на линии?

— Работенка горячая. Принажмут — завтра можем открыть путь, — тоже нараспев отвечал машинист с паровоза.

— Наших районных руководителей там не видел?

— Секретарь, Василий Александрович, и сейчас там. Просил посадить на паровоз двух твоих пассажиров — ребят из Первомайского колхоза. Где они?

— Сейчас были, а куда делись, не знаю, — ответил железнодорожник.

— Тут мы! — с темного перрона закричал Миша.

— Оба налицо! — дал знать о себе Гаврик.

Не отставая от них, торопился к густо фыркающему паровозу и маленький Трушка. Но тут, как назло, раздался резкий голос словоохотливой колхозницы:

— Трушка! Трушка! Вот горе мое! Да где ж ты запропал? Ехать же надо!..

Она стояла на тормозной узкой площадке и всплескивала руками. А Трушка, прячась за Мишу и Гаврика, крутил головой, вздыхал, не зная, откликаться ему или промолчать, пока не погрузится с ребятами на паровоз.

Железнодорожник и сошедший с паровоза машинист, присвечивая фонарем, читали записку Василия Александровича.

— А третий откуда взялся? — строго спросил железнодорожник, наводя фонарь на Трушку.

— Он тоже по колхозному делу. Пропустите его, — попросил Миша.

— Он из Курляцкого, разоренный… С теткой, что, слышите, кричит, ищет его, — торопился пояснить Гаврик.

Машинист согласился взять на паровоз и Трушку.

— Раз согласился взять всех троих, значит, все трое и поднимайтесь. Это вам не хала-бала, а железная дорога. Скоро начнет действовать на полный ход, — говорил железнодорожник поднимавшимся на паровоз Мише, Гаврику и Трушке и, успокаивая разволновавшуюся колхозницу, крикнул: — Гражданка, Трушка невредим! Отправляем его с почестью — на паровозе. Ну, а тебе до моста придется на тормозе!..

— Родной, да где ты его видишь, Трушку-то? — спросила колхозница.

На этот раз с паровоза ответил ей сам Трушка:

— Тетенька Мотя, я тут — на самой вышине!

Колхозница еще что-то радостно прокричала, но паровоз засвистел, сердито фыркнул и, набирая скорость, побежал в степную темноту.

От моста на газике Василия Александровича Миша и Гаврик доехали до Желтого Лога. С Иваном Никитичем они встретились на каком-то захламленном сваленными и разбитыми вагонами пустыре, окутанном сумраком пасмурной ночи.

Иван Никитич ждал ребят и при встрече был разговорчивым. Чтобы не казаться нежным к своим походным друзьям, он разговаривал с ними как ссорился: