Герхард Грюммер - Скитания

Вскоре ширина водной полосы стала увеличиваться. Матросы высказали предположение, что они идут уже по какой-то реке.

— Это французская река Ду, — известил с важной миной Хайниш. — А канал, который мы миновали, называется Рейн — Рона.

Только катера двигались особенно медленно. Дно реки было неглубоким и скалистым, и любое отклонение от линии фарватера могло привести к катастрофе.

Катера подошли к городу Шалон-сюр-Сон. Глубина Соны и в этом месте составляла всего один метр. Дальше двигаться было невозможно. Теперь оставалось только уповать на дождь, который поднял бы уровень воды в реке, но на небе не было ни одного облачка.

— Мы уже прошли сто пятьдесят семь шлюзов, — известил Хайниш. — Преодолеем и это мелководье.

Шпиндлер растянулся на палубе и подставил свое тощее тело солнцу.

— Из-за этой войны я забыл, что можно загорать, — сказал он, выразив тем самым мнение многих.

Веселое настроение, царившее на катере, никак не разделял лейтенант Хармс. Чем медленнее они продвигались вперед, тем мрачнее становилось его лицо. Когда флотилия бросила якорь в Шалоне, барометр его настроения упал до нуля. Старый катер и его почти всегда подвыпивший экипаж в штатском действовали ему на нервы. Хармс совсем недавно стал командиром и горел желанием проявить себя в бою. А весь этот рейс был для него просто напрасной тратой времени.

Глубина один метр двадцать сантиметров была достаточной, чтобы миновать эту скалистую отмель. Хайниш получил указание каждое утро замерять уровень воды футштоком. В течение многих дней показания колебались между одним метром и одним метром и десятью сантиметрами. Экипаж воспринимал это с удовлетворением. Затем уровень воды поднялся до одного метра двенадцати сантиметров. Хармс воспрянул духом. Два дня спустя футшток показал даже один метр пятнадцать сантиметров.

— Это катастрофа, — сказал Фразе.

Хармс же приказал прогреть двигатели, чтобы при дальнейшем повышении уровня сразу же отдать швартовы. Командир отряда вызвал лейтенанта к себе и отругал его за самовольничанье.

Когда футшток снова показал один метр двенадцать сантиметров, Хармс был близок к помешательству. Будто в насмешку, матросы выкатили на палубу большую бочку вина и сделали на ней отметки, подобные меткам на корпусе корабля. Самый «благоприятный» уровень воды по футштоку необходимо было обмыть. Вскоре почти все члены экипажа были пьяны.

Официально увольнения на берег запрещались, но матросов на несколько часов отпускали купить продукты или подстричься. Посещение злачных мест и контакты с местными жителями теперь строго пресекались. Матросы очень сожалели об этом и с грустью вспоминали о времени, проведенном в Голландии.

Три недели моряки простояли в Шалоне, пока наконец не начался дождь. Он шел долго. Все понимали, что несет с собой это изменение погоды. Барометр настроения снова менялся: Хармс постепенно веселел, а его экипаж становился все мрачнее.

Рейс можно было продолжать. С большими предосторожностями катера обходили скалистые отмели. Даже легкое столкновение со скалами могло привести к повреждению рулевого механизма или гребных винтов. Хармс и боцман Керн, как цепные псы, следили за работой экипажа.

Наконец опасные участки были пройдены, и катера двинулись по все расширявшемуся руслу реки Соны. Через день они уже прибыли в Лион — центр шелкоткацкой промышленности. Здесь Сона впадала в Рону. Выйдя на широкую речную гладь, катера увеличили скорость и вечером стояли в Авиньоне, который напомнил Хайнцу Апельту о том, как он и его товарищи разучивали на уроках французского языка песню про этот город и его прекрасный мост. И вот теперь Хайнц находился здесь, нес вахту недалеко от знаменитого моста. Если бы Моппель мог знать обо всем этом!

За Авиньоном катерам снова пришлось преодолевать сложный участок реки, но потом она снова стала широкой, и они благополучно достигли залива.

— Средний ход, вперед! — дал команду командир отряда.

Для машинистов это было сущим благом. Торпедные катера вошли в настоящий морской порт и встали между рыболовными судами и пароходами каботажного плавания. Французы в беретах с изумлением наблюдали за тем, как лихо входили солидные буксиры в гавань.

Моряки еще никак не верили, что отряд достиг Средиземного моря, но постепенно они стали понимать, для выполнения какого рода задачи прибыли сюда катера.

За обедом некоторые члены экипажа стали свидетелями необычного разговора между Хармсом и командиром отряда.

— Хотелось бы только знать, кто затеял этот идиотский переход по внутренним водам! — со злостью говорил капитан-лейтенант Крузе. — За две недели мы должны были прибыть к месту назначения. А сколько на самом деле ушло на это времени? Почти в три раза больше! Стоит мне только вспомнить о Шалоне, как меня охватывает ярость. Ах уж эти теоретики! Никакого представления о реальной жизни! Чего проще было бы погрузить наши катера в разобранном виде на железнодорожный состав и отправить их в Италию. А там любая маленькая верфь сумела бы собрать их за две недели…

Хармс полностью соглашался с доводами своего командира, но открыто высказывать критические замечания в адрес командования опасался.

— Так точно, господин капитан-лейтенант! Я абсолютно согласен с вами, — поддакивал он, польщенный тем, что Крузе так откровенно разговаривает с ним. От оказанного доверия сердце Хармса наполнялось гордостью.

— Да, вот еще что, — продолжал Крузе, — этот никчемный переход разложил личный состав. Надо навести порядок. Взять всех в руки, укрепить дисциплину. Спуску не давать никому! Впереди у нас серьезные дела.

Хармс взял под козырек и отчеканил:

— Так точно, господин капитан-лейтенант! Мы еще покажем англичанам, кто хозяин на Средиземном море!

Надежда моряков отдохнуть в морском порту рухнула. После Лиона они уже находились на неоккупированной территории Франции, и здесь распоряжались не германские войска, а французские вооруженные силы, хотя у них и не было тяжелого вооружения. Недалеко отсюда, в Тулоне, стояли на приколе разоруженные корабли французских военно-морских сил.

— Мы пребываем в стране врага, — объяснял Хармс экипажу. — Нам следует исчезнуть отсюда как можно скорее. Если французы заметят, что скрывается под нашими «буксирами», произойдет большой скандал.

Перед наступлением темноты катера двумя кильватерными колоннами покинули порт, не включая ходовых огней. Поступил приказ вести усиленное наблюдение, чтобы не оторваться от колонн. Дул сильный бриз. Волны с пенящимися гребешками постоянно накатывались на низкую носовую часть катеров. Командование приказало сменить курс, чтобы уменьшить качку. В открытом море тяжелые катера бросало как скорлупки. При их строительстве мореходным качествам уделили очень мало внимания. Торпедный катер прежде всего должен быть быстроходным — все остальное считалось второстепенным. Двигатели работали ровно, скорость достигала почти сорока узлов.