Станойка Копривица-Ковачевич - Поймать лисицу

Определили направление, отмерили расстояние, провели финишную черту.

А соперники, разувшись и сняв рубашки, стоят рядом, нагнув головы, точно два арабских скакуна. Примеряются, время от времени исподлобья поглядывая друг на друга.

— Не сдавайся, Рыжий! — напутствует Ненад.

— Покажи ему, Йоле! — кричит Раде.

Толпа ребятишек замерла. Яркое солнце словно остановилось в зените, им становится жарко, все с волнением ждут начала забега.

— Марш! — крикнул — будто из пистолета выстрелил — Влайко, и они пулей полетели вперед.

Йоле кажется, что сегодняшний бег — самый главный в его жизни. Главнее, чем тогда, когда он мчался за лисой. А Рыжий представляется ему той самой лисой, и разделяет их всего один сантиметр. Этого сантиметра вполне достаточно, чтобы Рыжий ускользнул. «Ну нет, не уйдешь…. — думает Йоле. — Ни за что!» Он преодолевает разделяющее их расстояние и, поравнявшись с Рыжим на середине дистанции, вырывается вперед. Затылком он ощущает дыхание Рыжего, тот почти наступает ему на пятки, но желание победить гонит его вперед и проносит через финишную черту.

— Я первый! — кричит Йоле, вскидывая руки в победном жесте, точно выиграл мировое первенство.

Он оборачивается к Рыжему. Тот бледен, тяжело дышит, на губах — еле заметная усмешка. Они долго смотрят друг на друга. В глазах Йоле — радость. Рыжий смотрит невесело. Наконец выдавливает:

— Да, бегаешь ты быстрее, — и протягивает руку.

Эта протянутая рука, и одобрительные возгласы ребят за спиной, и они сами, стоящие на горе друг против друга, улыбающиеся, и этот замечательный солнечный день — все заставляет как-то по-особому жарко биться их мальчишеские сердца. Йоле обнимает и целует Рыжего. Так начинается их дружба.

Их дружба подверглась испытанию уже через несколько дней. Однажды дождливым весенним вечером в село нагрянули четники Драгослава Рачича. Они появились в сумерках, заросшие, молчаливые, и расползлись по домам. Их штаб разместился в самом просторном доме — в доме дяди, отцовского брата.

К ним пришли семеро. То ли они не были мародерами, то ли знали об их бедности, но поужинали тем, что принесли с собой, у матери попросили только молока. Они не шарили по углам, но мать вздрагивала от каждого их шага и замерла в ужасе, когда четники направились к хлеву. Ведь там находилось единственное богатство семьи — несколько овец. Как жить, если их отнимут?

Если бы Йоле заметил четников раньше, он не стал бы загонять овец домой. Остался бы с ними в лесу, как в тот раз, когда пришли немцы… Вместе с Раде и другими деревенскими ребятами они провели в лесу два дня и две ночи, пока немцы не ушли. Была уже поздняя осень, ребятишки замерзли, вымокли под дождем до нитки, а спрятаться было негде. К рассвету совершенно окоченели. Утром к ним пробрались родные, принесли поесть.

— Потерпите еще немного, — уговаривали они.

— А долго еще? — спрашивали ребята, мечтая о теплом очаге и крыше над головой.

— Кто знает? Разве их, фрицев, разберешь? Как только уйдут, тут же дадим вам знать.

Сейчас Йоле готов был снова ночевать в лесу, лишь бы не видеть переживаний матери, ведь если четники заберут последнее, что у них осталось, чем она накормит детей? Голода мать боялась больше всего — больше любой стрельбы. «Голод, — говорила она, — самое страшное. Страшней всего». Призрак голода преследовал ее еще со времен прошлой войны.

И вот они сидят сейчас рядом — он, мать и младший брат, — и одна мысль не дает им покоя: как уберечь овец?

Конечно, односельчане не выдадут, не донесут, что они — семья погибшего партизана. Но если беда будет грозить всем, каждый кинется спасать собственное добро, а о них подумают в последнюю очередь.

Йоле долго сидел молча, наблюдая за расположившимися в доме четниками, которые спокойно жевали сало с луком, запивая его принесенным матерью молоком. Улучив момент, мальчик потихоньку выскользнул на улицу. «Пойду, пожалуй, взгляну, что делается в доме дядьки, где их штаб». Не успел закрыть за собой дверь, как кто-то окликнул его из темноты. «Рыжий!» — обрадовался Йоле.

— Что ты тут делаешь? — спросил он приятеля.

— Я за тобой, — загадочно ответил тот. — Пойдем, что-то покажу…

Оглядевшись, Йоле двинулся ему навстречу. Вдруг рядом что-то зашуршало. Ребята обернулись.

— Это я, — проговорил Раде.

— Черт бы тебя побрал! — накинулся на него Рыжий.

— Тебя здесь только не хватало! — прикрикнул Йоле на братишку. — Иди-ка спать.

— Я хочу с тобой, — просил Раде, сгорая от любопытства, но близко не подходил, чтобы в случае чего дать деру,

— Ладно, пусть идет, — неожиданно согласился Йоле.

Рыжий с таинственным видом притянул Йоле к себе и, шепнув ему что-то на ухо, зашагал впереди, ступая легко и неслышно, как кошка.

— Они где? — тихо спросил Йоле.

— У Влайко. Он меня и позвал.

Мальчики подобрались к дому со стороны двора. Когда часовой отвернулся, они прошмыгнули мимо и потихоньку поднялись на чердак. Там, лежа на животе, Влайко и Лена смотрели через щель в полу.

А внизу, в доме, слышались возбужденные голоса. Один особенно выделялся:

— Ну так что вы задумали, мать вашу, а-а?.. — Человек помолчал, переводя дыхание, и снова заорал: — Вы что ж, решили, что Рачич позволит вам мотаться туда-сюда? — Подходя поочередно к каждому, он бросал обвинения людям в лицо.

Сменяя друг друга у щели в полу чердака, ребята смотрели и слушали, стараясь ничего не пропустить.

— Нет, не бывать этому, пока я жив! — Кто-то попытался возразить, но человек, обернувшись, отрубил, точно клинком: — Молчать, сукин сын! Ты свое уже сказал!

Один из тех, что стояли возле стены, безбородый, лупоглазый, с взъерошенными, неопрятными волосами, следил за каждым его движением. А человек продолжал метаться между столом и шеренгой у стены. Он то и дело хватал рюмку, выпивал залпом. Дядька, наливая очередную, с опаской напоминал:

— Ты бы закусил, Драгослав…

— А ты помолчи, понял? — Он смотрел на него налитыми кровью глазами. — И отвяжись со своей закуской, у меня дела поважнее. — Повернувшись к людям, выстроенным вдоль стены, он сказал: — А вас будем судить военно-полевым судом…

В ответ поднялся шум, раздался топот ног, возгласы.

— Добривое, Аранджел, свяжите их! — заорал он так, что у ребят мурашки побежали по коже.

Опять послышались нестройные крики, шаги, кто-то возражал: «Мы не согласны…», «Зачем же так?..», «Пусть идут, куда хотят…»

Щелкнул затвор автомата.

— Смирно! Шагом марш!

Ребятам показалось, будто автомат нацелен на них, и они разом отпрянули от щели. Молча смотрели они друг на друга.

— Амбар у тебя свободен? — донеслось снизу.