Юрий Стрехнин - Корабли идут в Берлин

В первом эшелоне должны были пойти семь бронекатеров и пять катеров противовоздушной обороны. Для артиллерийской поддержки выделялись шесть бронекатеров и плавбатарея. Во второй эшелон было назначено десять сторожевых катеров. Кроме того, в десанте участвовало шесть полуглиссеров для разведки, четыре катера-дымзавесчика, несколько катеров-тральщиков, чтобы обезопасить путь по реке.

Обычно при подходе десанта к месту высадки армейские батареи и корабли открывают огонь. На этот раз было решено высаживать части без артподготовки, чтобы застать противника врасплох.

11 июля командиры кораблей, назначенных для прорыва в Пинск, получили боевой приказ. Получил его и командир «девяносто второго» гвардии лейтенант Чернозубов. Ознакомил с приказом Насырова.

— Надо собрать коммунистов! — решил тот.

— Собирайте!

Выступая перед коммунистами катера, Чернозубов подчеркнул:

— Дело необычное. Ходили мы с десантами, но, как правило, высаживали, где противника на берегу нет. А теперь — прямо в пасть врага, будем швартоваться к причалам. На подходе нас, может, и не успеют обстрелять, зато на отходе — обязательно. А за ночь придется не один раз в Пинск пройти. Все до мелочи надо предусмотреть, ко всему быть готовыми. Срок невелик. Нельзя терять ни минуты.

— Ну что ж, — сказал Куликов, комендор расчета Насырова. — Наша башня готова. Будем бить фашистов как надо!

— С любовью и со злостью! — дополнил слова своего заместителя парторг. — С любовью к Родине, со злостью к фашистам. К ним каждый из нас счет имеет. И общий, и личный. Про меня знаете — отца моего искалечили… Буду бить гадов, пока их видят глаза, пока руки действуют.

Недолгим было это собрание. Клятвой звучали слова коммунистов.

Вечером к Чернозубову подошел Алька.

— Как думаете, когда Пинск возьмем, можно мне будет заявление в комсомол подавать?

— Подавай сейчас! Четырнадцать тебе уже есть?

— Я в бою хочу себя показать!

— Так уже показал, когда Бобруйск брали. А в Пинск…

— Не хотите меня брать? — заволновался Алька.

— Куда от тебя денешься, — вздохнул командир. Не хотелось ему снова подвергать парнишку смертельной опасности…

В полночь бронекатера отправились вверх по Припяти к Пинску. «Девяносто второй» шел в передовой группе с десантниками на борту. Сзади следовали бронекатера с орудиями, минометами, боеприпасами…

Корабли шли без огней. Выхлопные трубы отведены в воду, чтобы заглушить шум моторов. Чернозубов стоял на палубе возле рубки, до боли в глазах всматриваясь в подернутый ночным сумраком фарватер, поминутно указывая рулевому, как держать курс. Настороженно прислушивался. В любую секунду мог прогреметь пушечный выстрел, пулеметная очередь, На левом, болотистом берегу вряд ли есть противник, но справа… На подступах к городу с востока наверняка расположены огневые точки. Не за корабль беспокоился — за десантников. Всех внизу, под палубой, не уместишь, с пулеметами, с противотанковыми ружьями. Много людей на корме сбились в плотную кучу, рассредоточиться негде. Если с берега ударят пулеметы, могут быть большие потери… Конечно, комендоры не замешкаются. И Алька в своей башенке наготове. Рад парень, вместе с отцом в этот раз в бой идет. Вон он, Петр Ефимович, рядом в рубке.

Кажется, проскочили!

Справа уже должна быть восточная окраина Пинска. По-прежнему темно и тихо. Не ждут гитлеровцы опасности с реки! Только бы успеть подойти к причалам…

— Право руля! — чуть не шепотом командует Чернозубов рулевому в рубку. Потом выходит на середину палубы и громче: — Десанту — приготовиться!

Зашевелились сбитые на корме в плотную массу десантники. Наверно, и без команды поняли, что наступает решающая минута. Успеют ли высадиться, или берег захлещет прорезающим тьму огнем, придется круто разворачиваться, уходить?

Впереди из слабо колеблемого ночным ветерком тумана быстро проступала узкая темная полоса берега над нею возникали смутные, словно размазанные, очертания крыш, они едва прорисовывались на фоне неба, чуть посветлевшего перед рассветом. И — ни выстрела с той стороны. Даже удивительно! Неужели немцы не предполагают, что могут получить удар здесь, в нескольких километрах позади передовой? А вдруг это — обманчивая тишина?

Слева из полумрака выступает что-то угловатое, кажется, полузатопленная баржа. Правее невысокий, круто обрывающийся к воде участок берега, чуть светлеет под ним узенькая полоска песка. Туда!

Приглушены моторы, их почти не слышно. Катер, чуть вздрогнув, останавливается.

— Десанту на берег!

Через минуту, когда на корабле не остается ни одного десантника, Чернозубов дает команду:

— Лево руля! Полный вперед!

«Девяносто второй» ложится на обратный курс.

Небо на востоке, куда теперь по течению идет корабль, все более светлеет. Короткая июльская ночь близится к концу. Сдвинув фуражку к затылку, Чернозубов тыльной стороной ладони отирает вспотевший лоб и, зябко передернув плечами, говорит стоящему рядом Ольховскому:

— Оказывается, прохладно… А то все в жар кидало.

— Кинет! — улыбается Ольховский.

В те минуты, когда «девяносто второй» и другие бронекатера полным ходом шли вниз по Припяти за подкреплением десанту, группы первого броска были уже вблизи центра города. Десантники, среди которых находились и моряки — корректировщики огня корабельной артиллерии, и морские пехотинцы-автоматчики, быстро продвигались вперед, пользуясь тем, что противник захвачен врасплох. При высадке десантникам не было оказано почти никакого сопротивления.

Солнце едва осветило вершины деревьев, меж домами и у заборов еще лежали ночные тени. Быстро перебегая от стены к стене, от дерева к дереву, дворами и переулками пробирались к центру старшина 1 статьи Канареев и краснофлотцы Куколевский и Кириллов. Уже не в первый бой три друга шли вместе. Они получили от командира особую задачу: проникнуть как можно дальше в город, поднять там шум, вызвать панику.

Где это лучше сделать?

Пробежав безлюдный двор, выглянули из ворот.

Прямо перед ними находился сквер. Над вершинами его деревьев в утреннем небе четко вырисовывался острый, как стрела, шпиль колокольни костела. Под старыми густолиственными тополями было сумрачно, сюда не проник еще свет начинающегося утра.

— За мной! — шепотом скомандовал Канареев. Все трое мигом перебежали расстояние между воротами и сквером, присели под деревьями.

— Видите? — показал старшина. Он первым заметил в конце сквера большое двухэтажное здание. Меж деревьями можно было разглядеть широкие застекленные двери, над ними — вывеску на немецком языке. У входа в здание стояло несколько мотоциклов с колясками.