Владимир Лидин - Три повести

В девятом часу утра егерь привел их в контору. Со своими котомками стояли они в один ряд, со вниманием и без особого страха разглядывая человека. Человек был, видимо, начальником, однако не было на нем никаких особых знаков отличия и на его ногах болтались простые опорки.

— По-русски кто понимает? — спросил он не спеша. Китайцы переглянулись.

— Моя понимай, — сказал один из них.

— Откуда идете? Из какого города идете?

— Наша Владивосток иди, — ответил китаец готовно.

— Я понимаю — Владивосток. А откуда идете? Из Маньчжурии?

— Маньчжурия… Маньчжурия… — ответил китаец.

— А как во Владивосток попадете?..

— Шаланда надо… шаланда сюда приходи, дожидай.

— Контрабанду несете?

Китаец снова готовно заторопился:

— Наша кули есть… богатый люди нанимай. Наша думай не надо… наша ходи надо.

Он запотел, тщательно стараясь вникнуть в сложный смысл чужого языка. Постепенно Паукст выяснил: были китайцы — все пятеро — носильщики, кули. В Хунь-Чуне их наняли, чтобы они доставили товар во Владивосток. Они шли через границу пешком. К условленному месту на глухом побережье должна была подойти шаланда, забрать их с товарами и отвезти во Владивосток. За это получала вся их артель триста иен. До границы их довел проводник и указал звероловную тропу через сопки… Они шли три дня, ночевали раз в фанзе у старика, искавшего женьшень, перевалили через горный хребет и через множество сопок. В условленном месте шаланды не оказалось. На море был туман. Они побоялись выдать себя, прошли вдоль берега по пояс в воде, чтобы не оставить следов, и легли спать в тайге — в надежде, что шаланда появится утром. Но утром их разбудил выстрел. И вот они стоят здесь. Ничего угрожающего не было в слушающем их человеке.

— Какие люди должны вас ожидать? — спросил он испытующе. — Фамилию знаете?

— Юцайды жэнь [2] Богатый человек. , — сказал китаец.

— Юцайды жэнь?.. Ду шоуба! [3] Говори всё! — Егерь неуверенно вспоминал далекие уроки своего детства.

Китайцы обрадовались. Они одобрительно посмотрели на человека, знавшего их язык. Все же ни имени ожидавшего, ни его местожительства назвать они не могли. Шаланда не пришла в срок, их дело было — доставить товары к шаланде. Пока вызывали с соседнего поста пограничников, Паукст велел поместить китайцев в каменную сторожку.

Не вполне до конца, однако, открыл егерь подробности этой встречи. В его кармане остался конверт. Загадочно шли, похожие на домики, иероглифы. Может быть, не один только счет означали они в своем вертикальном порядке? Может быть, не только товаров ожидали на этой так и не пришедшей шаланде? Носильщики делали свое дело, шли опасным и длинным путем через границу, перевалили хребет, тянулись гуськом по таежной тропинке. Но не одну контрабанду проносили по этим тропинкам. Письмо лежало в его кармане. Пограничный катер придет не раньше полудня. Егерь прошел во двор, оседлал лошадь, и иноходец зачастил знакомой низовой дорогой. Мокрые папоротники в тени блестели от росы. Влажная свежесть распадка холодила лицо. Егерь не свернул в сторону своего дома, а поехал вдоль побережья. В доме на берегу старшина, знавший немного китайский язык, мог раскрыть значение этих иероглифов.

Ловцы уже вышли на лов. Две шампунки выбирались за мыс, где тянулись мидийные банки. Только трое ловцов возились еще на берегу. Теплые каны хранили запах спавших людей. Егерь сел на циновку и достал письмо.

— А ну-ка прочти, — сказал он и развернул длинный лист.

Старшина поглядел на лист и виновато улыбнулся.

— Понимай не могу… забывай.

Был свой особый язык у многословных прошений, судебных постановлений и приговоров. Годы ушли, переменилась его судьба, выветривалось значение иероглифов. Кореец отставил подальше лист от своих дальнозорких глаз и задумался. Мог одно означать иероглиф, мог и другое. Он думал, соображал и шевелил губами. Постепенно одну за другой стал он как бы приподнимать крыши этих загадочных домиков. Сначала шло длинное приветствие неизвестному получателю. Затем счет. Счет был сложный, натурой. Десять дюжин чулок. Старшина придержал на иероглифе палец.

— Сигареты… — сказал он затем неуверенно. — Двадцать два солнца прошло… посылай сигареты. — Он снова шевелил губами и думал. Наконец он надолго задумался. — Понимай нет, — сказал он опять. — Плохой почерк.

— Читай, читай, — подбодрил его егерь.

— Птица такой, — сказал кореец неуверенно.

— Птица?

— Птица, птица… — он пошевелил пальцами, — лао-яоцза… [4] Ястреб. высоко летай.

Старшина сделал несколько плавных движений рукой.

— Орел? Коршун?

— Не понимай…

— Баклан? Чайка? Ястреб?

Что-то прошло в напряженных глазах. Старшина посмотрел еще раз на иероглифы и вдруг закивал головой:

— Ястреб… ястреб! — Теперь он опять оживился. — Ястреб… — сказал он снова, придерживая палец на иероглифе.

И он стал разбирать дальше.

Непонятно и сложно было это письмо. Двадцать два солнца назад, то есть двадцать два дня назад, были посланы во Владивосток товары… перечислялись какие-то дюжины, сотни… теперь из Гирина просил ястреб прислать подробные счета через доктора… доктор был гао́лижень, то есть кореец. Еще просил этот неизвестный отправитель посылать счета каждый месяц через того же доктора… Теперь старшина прочел все. Подписи не было. Он еще раз повторил егерю содержание письма. Егерь достал карандаш и записал в записной своей книжке, где вел счет отстрелу, этот сбивчивый перевод. Скрывался все же какой-то внутренний смысл в сложном нагромождении цифр, приветствий и сроков. Он спрятал письмо, выкурил еще с корейцем по трубочке и в раздумье поехал к конторе. Слова перестраивались, он старался придать им внутренний смысл, но письмо не становилось понятнее. Что означало обозначение птицы? Может быть, напутал старшина? Нет, он трижды обрадованно повторил найденное слово. И какой это доктор-кореец служил передаточным пунктом для торговых таинственных операций? Нить вилась под самыми ногами, натуго заплетенная не одними только торговыми делами.

Во втором часу дня пришел в бухту пограничный катер. Пограничники составили акт и опись товаров. Это были шелк, чулки и плоские металлические бидоны со спиртом. Китайцы расписывались, неграмотные обмакивали большой палец в чернила и оставляли на акте дактилоскопический след. К вечеру их увезли на катере. Погода менялась. Белое зловещее облачко сползало с горы. Зюйд-ост по-осеннему сменялся норд-вестом. Егерь стоял на пригорке и смотрел вслед зеленому флажку пограничников.

— Ян Яныч, — сказал он, — кончится пантовка — пойду искать след. Тут не одна контрабанда. Тут большая птица кружит.