Владимир Лидин - Три повести

Это было горячее совещание. Насчет обороны колхоз тоже не останется на последнем месте. Теперь в школе учатся физкультуре и сдают нормы. Ворошиловский стрелок также и хороший охотник, и это тоже нужно колхозу для подготовки молодежи. Потом от вопросов обороны перешли к вопросам предстоящей охоты. Актанка доложил план заготовок, присланный Охотсоюзом. Тут начались споры. Споры шли о белке. По одним приметам, белка не пойдет в этом году по кормовым лесам. Ореха родилось много на месте, и ей незачем кочевать. Но были и другие приметы: зима начинается рано, и может случиться, что заготовленных запасов белке не хватит и ей придется выйти из гнезда на охоту. Затем еще вопрос: возьмется ли Онгачи быть бригадиром в бригаде молодых? Перечислим имена пятерых молодых: сын Одзяла, сын Актанки, сын Оненка, сын Пассара. Еще сын Дигра. Но мнения разделились: Ходжеро Тумали полагал, что лучше придать к каждой бригаде взрослых одного молодого, чем формировать бригаду из одних молодых. Со взрослыми молодые лучше научатся опыту. Это было, пожалуй, правильно, и большинство склонилось к мнению Ходжеро Тумали.

Только к вечеру кончилось совещание. Актанка был утомлен, но доволен. Жил и шумел колхоз, и совещание было бурное. А раз все так, значит, все идет своим правильным путем и колхоз занятого места не уступит. Трудно он занимал это место. Очень много сил было против. Много стариков было против. Еще разные люди тоже вели агитацию, теперь это ясно. Но вот второй год колхоз выполняет план, и есть уже люди, которым можно доверить дело. Молодые тоже выросли, стали помощниками. Все идет вперед, а раз пошла вода вперед, никто повернуть ее назад не сможет. Теперь можно отдохнуть на канах, выкурить трубочку и рассказать старухе о всех новостях, какие полагается знать женщине. Охотничьи дела — особые, и о них женщине много не расскажешь. С Амура дул ветер, и острым охотничьим нюхом чувствовал Актанка приближение зимы.

Он вернулся домой, прилег отдохнуть на каны и поделился новостями со старухой и с женами сыновей.

Все в классе прибрано, и дети сидят на своих местах, все тридцать шесть человек — мальчиков и девочек. Один букварь полагается на двоих, и на каждой парте раскрыта книга. Осень уже оборвала листья на деревьях, и дубки за окном стоят голые. Теперь по утрам можно увидеть снег на далеких сопках.

Скоро первое сало поплывет по Амуру, начнется зима. Все в школе готово для зимних занятий. За лето отремонтировали крышу, поправили парты; прислали учебные пособия и тетради. Новенький русский букварь лежит перед школьниками. Уже прошли в нем все начальные простые слова, и теперь дети читают и составляют фразы. Столик учительницы стоит перед партами, и отсюда видно, кто и как ведет себя за уроком. Два мальчика из соседнего стойбища ссорятся из-за перьев, и их пришлось рассадить. Девочки имеют привычку охорашивать друг дружку гребенкой. Это тоже не годится во время урока. Теперь диктант состоит уже не из коротких односложных слов, дети пишут целые фразы. Некоторые из них еще год назад не видели ни карандашей, ни тетрадей. Этих детей привезли из самых глухих стойбищ, находящихся где-то в стороне на протоке.

— Тихо! — говорит Аниська. Становится тихо. Все смотрят на нее. — Пусть читает Уку, — говорит Аниська.

Девочка встает с последней парты и берет книжку. Халатик на девочке — татуо — аккуратный, и черные ее волосы поддерживает круглая гребенка.

— «В нашей школе библиотека есть, — начинает читать Уку. — В библиотеке много книг есть. Учиться кончив, Онгачи в библиотеку книгу взять отправился, чтобы читать. Онгачи вечером взятую книгу семье всей, вокруг стола севшей, читал. Ту читавшуюся книгу семья с большим интересом слушала» [32] Так в дословном переводе располагаются слова на нанайском языке. В соответствии с этим привычным для нанайцев расположением составляются книги для первого чтения. .

Голос у девочки звонкий, и читает она чуть запинаясь. Аниська стоит у стола и слушает.

— Хорошо. Садись, — говорит она. — Теперь пусть продолжает Киксо.

Она идет к его парте и показывает, какой отрывок он должен прочесть. Киксо — сын Самара, бригадира по лову. Киксо — пионер, и красный галстук повязан вокруг его шеи. Почти у каждого в классе повязан пионерский галстук, и только новенькие в младших классах еще ходят без него. Киксо читает отрывок. Недавно он выступал в радиостудии с чтением стихов, и читает он громко и свободно.

— «Нанайские колхозы рыбу, мясного зверя мясо привезли; русские колхозы муку, картофель, коровье молоко привезли; русские и нанайские колхозы рис, морковь, огурцы, еще разные огородные овощи привезли. Колхозы свои товары в городе живущим рабочим людям продают. Рабочие люди из города на заводах и фабриках сделанные вещи колхозам посылают»! — заключает он громко, как читал в радиостудии стихи.

Урок русского языка продолжается. Вот уже научились читать эти недавно дичившиеся девочки и мальчики. Испуганно и исподлобья смотрели они в первый день, и девочек приходилось отрывать от матерей, матери не верили, что их дети будут в порядке. Интернат при школе открыт третий год, теперь не хватает мест, и в новой школе придется число мест удвоить. Пусть прочтет теперь Моми — маленькая девочка, самая тихая и самая способная. На школьной выставке ее рисунки были лучшими. Пусть она продолжит отрывок, который начала читать Уку. И Моми читает, — голосок у нее трогательно тонкий, и старательно, чтобы не запнуться, она произносит слова.

— «Ленин — трудящихся и бедняков вождь, — читает Моми. — Ленин Коммунистическую партию создал. Ленин умер, но все, что он делал, все живет. Все, что Ленин делал, все продолжает делать партия».

Вот уже вырастает это новое поколение. В будущем году построят семилетку, и из семилетки можно идти в техникум и дальше — в высшую школу. Теперь еще диктант. Книги отложены, и ученики с шумом достают тетради. Аниська ходит между рядами и диктует. Наклонены над партами стриженые головы, скрипят перья. Некоторые девочки от усердия подпирают щеку языком изнутри. Диктант труднее чтения.

— Канчу по реке вверх поднялся. Потом в тайгу пошел. В тайге изюбря увидел. Изюбря увидев, выстрелил.

Все понятия знакомы, и так скорее запомнишь, как изображать их этими новыми крючочками в тетрадях. Пароход идет по Амуру. Аниська теряет на минуту нить, смотрит через окно на пароход, потом продолжает:

— Изюбря убитого острым ножом освежевал. Потом мясо и шкуру отнес к оморочке.

Теперь кончен урок русского языка, следующий — после перемены — арифметика.

И зима наступила. Ночью пошел снег. Сразу вдруг забелело за окном. Аниська накинула платок и вышла во двор. Густо и торопливо валил снег. Она стояла в темноте ночи и слушала. Ни одного звука не было слышно в стойбище, не лаяла ни одна собака. Огромный скованный Амур смутно белел внизу. И как в далекую весеннюю ночь пролетали полчища гусей, сыпля вниз легкий подкрыльный пух, так полчищами неслась зима, и белые нежнейшие хлопья покрывали плечи Аниськи. Одна, в тишине ночи, встречала она зиму. Груда ученических тетрадок с диктантом о Канчу, убившем в тайге изюбря, осталась лежать на столе в ее комнате. Она выбрала для себя это дальнее стойбище. Не одинока ли она здесь, не переоценила ли она свои силы? Нет, и богата она здесь и довольна. Годы разлуки пройдут, и она сможет рассказать Алеше, чем жила все это время, как поднимается и растет на ее глазах маленький народ, как растут его новые дети, которые принесут ему культуру и грамотность, как горит огнями на десятки верст Комсомольск, к которому скоро протянется линия железной дороги…