Александр Гритченко - Подвиг на Курилах

А ночь холодна. Сейчас бы в теплую постель… С непривычки клонит в сон, разомлевшее тело тянет к земле. Стараясь не поддаваться этой слабости, Петр ускоряет шаг.

Вдруг какой-то шорох. Ильичев быстро оглядывается. Хруст веток под ногами становится все явственнее, показываются силуэты людей.

— Стой, кто идет?

— Начальник караула со сменой.

Желтый свет фонаря выхватывает из темноты знакомые черты.

— Начальник караула ко мне, остальные — на месте…

Когда он возвратился в подразделение после смены караула, уже светало. Первым его встретил Додух.

— Привет, земляк! — кивнул Додух. — Целые сутки тебя не видел. Как живешь-можешь?

— Нормально.

— А все-таки?

— Говорю же, нормально.

— Все-таки трудно было? — не унимался Додух. — Первый раз да в такую ночь…

— Конечно, малость устал.

Но следы усталости на его лице были совсем неприметны. Шинель сидела ладно, туго затянутая широким флотским ремнем. Золотистыми светлячками поблескивали пуговицы.

На корабле раздалась команда:

— По местам стоять! Со швартовых сниматься!

Уже через несколько минут Ильичев, как и все матросы, занял свое место — команды выполнялись быстро.

Корабль медленно продвигался вперед — становился в строй. В море выходили всем дивизионом…

Через некоторое время на ходовой мостик поднялся боцман.

— Как, Ильичев, чувствуете себя? — спросил он.

— Хорошо.

— Сегодня придется «оморячиться», — сказал боцман. — Штормовое предупреждение получили. Чувствуете, корабль начинает понемногу валить? Выйдем в океан, там и вовсе раскачает.

Не прошло и часа, как заштормило по-настоящему.

Тихий океан встретил моряков неласково. Творилось что-то совсем непонятное: казалось, какая-то громадина наваливается на плечи и вдавливает в палубу. А в следующее мгновение палуба стала вдруг уходить куда-то. Затем секунды устойчивости, и опять все начиналось сначала.

Острый форштевень рассекал волны, по бортам взлетали вспененные султаны. Судно то поднималось вверх, то проваливалось в бездну.

Голова у Петра с каждой минутой тяжелела, в ногах появилась противная дрожь… И тут он услышал голос командира:

— Матрос Ильичев! Передайте светограмму.

Петр даже опешил. Как же можно работать с прожектором в такую крутоверть? Ведь стоит только оторваться от стены рубки, как сразу очутишься за бортом, в пенистом водовороте! А командир продолжал, будто не замечая его сомнений:

— Действуйте быстрее. — И доверительно посоветовал:

— Ставьте ноги пошире. Так удобнее. Не волнуйтесь, все у вас получится.

Улучив момент, Ильичев двинулся к прожектору. И он передал эту светограмму. Хоть не очень быстро, но передал. Иначе и быть не могло.

Уже несколько часов катер находился в море. Усилился ветер, и море потемнело, взбугрилось. Глухо зарокотали волны, обгоняя друг друга.

Когда Ильичев уже стоял на палубе, широко расставив ноги, он оглянулся на пенящийся за катером след и весь подобрался.

— Товарищ капитан-лейтенант, щит!..

У буксируемого щита-мишени от большой волны и ветра поломалась мачта. А до полигона оставалось еще полчаса хода. Надо было успеть за это время исправить крепление щита. Иначе сорвется стрельба. Нарушится план всех учений.

Капитан-лейтенант распорядился:

— Мичмана Меху ко мне!

А тот уже стоял рядом с ним.

— Исправить повреждение!

— Есть!

— Вам понадобится помощник. Кого возьмете?

Петр шагнул вперед.

— Разрешите мне?

Командир оценивающе посмотрел на молодого моряка, видимо, сомневаясь, что Петр справится с таким трудным и опасным делом. Но тут решительно вмешался мичман. Он уверил:

— Подойдет, товарищ капитан-лейтенант!

— Хорошо, действуйте.

Катер сбавил ход. Меха и Ильичев не стали ждать, пока спустят шлюпку. Почти одновременно они оба спрыгнули в бурлящую воду.

Щит прыгал на крутых волнах. Стоило им допустить оплошность, и тяжелое сооружение могло обрушиться на них.

Петр ухватился коченеющими руками за скользкое основание щита.

— Не отпускай! — крикнули с катера.

Но разве за рокотом волн услышишь разорванные ветром голоса! И без всяких советов Ильичев понимал, что надо крепко держаться за щит. Он с трудом взобрался на раму, с тревогой следя за мичманом, который то скрывался в бурлящем потоке, то вновь появлялся на самом гребне волны. Но вот наконец и мичман взобрался на щит.

Отдышались и сразу приступили к делу.

— Поднимем мачту вместе, — сказал мичман. — Потом я буду держать, а ты крепи.

Нелегкая это оказалась работа. Моряков несколько раз с головой накрывала волна. И все-таки им удалось поставить мачту.

— Крепи! — выдохнул враз осипший мичман.

Переползая по настилу щита, захлебываясь горько-соленой водой, Ильичев укрепил все боковые оттяжки. Место перелома мачты мичман сам скрутил куском троса, который предусмотрительно захватил с катера.

— Порядок! — прокричал он в самое ухо Ильичеву.

Ухватился за мачту и потряс ее изо всех сил. Мачта держалась прочно.

С катера спустили шлюпку. Она прыгала на волнах, медленно приближаясь к щиту. Подойти вплотную было небезопасно. Ильичев и мичман снова прыгнули в воду.

И люди обуздали стихию. На то они и были людьми.

Хотя Петр, как правило, храбрился, стараясь показать себя бывалым моряком, но в глубине души, наедине с самим собой, он переживал тяжелые сомнения. Ему становилось иногда мучительно стыдно за свое излишнее бодрячество.

«Хорош морской волк, — размышлял он о себе в третьем лице. — А что, если ты в бою растеряешься? Ведь тебе под настоящим огнем еще не приходилось бывать».

В минуту таких раздумий Ильичев становился мрачным, замкнутым, насупившись, сидел в сторонке от товарищей.

Однажды, видимо почуяв, что с молодым матросом творится что-то неладное, к нему подсел командир роты Кащей. По Петру никого не хотелось сейчас видеть, тем более не хотелось ни с кем разговаривать.

Однако старший лейтенант был не тот человек, от которого можно легко отмахнуться. Он понимающе усмехнулся, отчего полукружья морщин в углах рта обозначились резче, а глубоко сидящие глаза почти совсем исчезли за воспаленными веками, и резким движением привлек Петра к себе, внимательно заглянул ему в лицо. Как ни странно, от этой грубоватой ласки Ильичев сразу оттаял.

Вот так же бывало в детстве. Стоило отцу погладить непокорные вихры сына, как на сердце у того становилось спокойно…

Командир роты вполголоса спросил:

— Что, все о предстоящих боях думаешь?

— Да, — признался Петр. — Просто не мыслю, каким я окажусь в момент серьезной опасности…

— Вот что я скажу тебе, Ильичев. Не тирань ты себя. Придет твой час и выдержишь все испытания. Должен выдержать! Героями не рождаются, ими становятся.