Александр Гритченко - Подвиг на Курилах

— Это верно…

— Ну вот! Лично я так убежден: настоящий человек — он и воин настоящий. Всегда выполнит свой воинский долг. Ведь Родину защищает. Ро-ди-ну!

«С таким, как старший лейтенант, не пропадешь», — повеселел Петр, и на веснушчатом круглом его лице появилась мягкая улыбка. Командир ушел, а Ильичев прислонился к переборке, прикрыв глаза короткими светлыми ресницами, так что со стороны могло показаться — дремлет. Он припоминал всю свою службу, всех своих командиров. Многому они его научили.

Когда-то в детстве Петру довелось видеть за работой приехавшего из Омска скульптора, который лепил бюст знатной колхозницы. Под его сильными гибкими пальцами бесформенный кусок глины постепенно обретал знакомые черты. Вот именно таким казался теперь Петру труд командира.

Совсем рядом цвиркнула пуля, за ней вторая, третья… Бой разгорался с новой силой.

Ильичев скатился на дно глубокой воронки, где, к своему немалому удивлению, увидел прибывшего в батальон с пехотным пополнением ефрейтора. Скуластое лицо, изрезанное морщинами, запачкано, неопределенного цвета усы, то ли рыжие, то ли прокуренные до желтизны обвисли. Время от времени он поднимался и выглядывал из воронки. Поднимаясь так очередной раз, едва успел высунуть голову над срезом укрытия, как с нее точно вихрем сдуло пилотку.

Она упала на дно воронки к ногам Ильичева, а ефрейтор присел. С тонким зловещим свистом над окопом пронеслось несколько пуль. Длинной очередью ответил наш станковый пулемет, словно тяжелой плетью рассек воздух.

Ефрейтор, разглядывая пробитую пулей пилотку, сокрушенно покачал головой.

— Ну и ну!

Петр заметил на его шее длинный розовый шрам, похожий на стручок.

— Где это вас?

— Есть такой городок — Бреслау…

— Бреслау?.. Знаю.

— Ты что, тоже там воевал? — недоверчиво поинтересовался он: уж очень молод был собеседник.

— Да нет… Не я, один мой знакомый…

— Ясно. Слушай, как будто потише стало. Пойдем, что ли?

— Пойдем.

И они выбрались из воронки.

…Корабли артиллерийской поддержки десанта и береговая батарея всей своей мощью обрушились на мысы Кокута и Котома. Огонь японских батарей был дезорганизован. Теперь самураи вели стрельбу лишь из одиночных уцелевших орудий.

Морские пехотинцы перешли в новую атаку. Не давая врагу опомниться, советские воины расширяли плацдарм, захватывали новые рубежи. Вслед за первым отрядом десанта уже разворачивались и вступали в бой главные силы для решительного штурма «неприступной крепости», как хвастливо называли японцы остров Шумшу.

Однако обстановка продолжала оставаться сложной. На судах, подходивших к острову с новыми подразделениями десантников, от попаданий возникали пожары.

А на берегу десантники шаг за шагом продолжали теснить самураев.

Особенно упорно враг оборонял высоту 171, ту, что господствовала над местностью и прикрывала подступы к центру острова. Японцы опирались на хорошо оборудованные позиции, систему дотов и дзотов. Для борьбы с ними у десантников не было средств; полевая артиллерия оставалась еще на судах.

Попытки морских пехотинцев подавить огневые точки врага ручными гранатами успеха не имели. Через несколько минут после взрыва гранат противник возобновил огонь.

И вот завязался бой за высоту.

Моряки, несмотря на значительные потери, упорно продвигались вперед. Временами вражеский огонь достигал такой силы, что, казалось, шагу больше не сделать. Но снова гремело «Ура!», и наши цепи совершали новый бросок, настойчиво приближаясь к цели.

Ильичев продвигался вместе с другими десантниками, когда послышался протяжный, все нарастающий треск. Петр припал к земле. Воздушная волна толкнула его слева, осколки со свистом врезались в почву.

Пробегавший мимо Додух задержался.

— Петя, что с тобой? Ранен, что ли?

— Нет… — Петр приподнялся, хотя все тело его сводило судорогой.

Он бросился вслед за Додухом. Бежал и падал, поднимался и снова бежал.

Рота почти достигла вершины высоты.

Японцы, убедившись, что численность десантников незначительна и артиллерии у них нет, предприняли контратаку.

Из-за балки неожиданно появились неприятельские танки. Они шли на большой скорости, петляя и бешено строча из пулеметов. За ними бежали самураи.

— Подпустить ближе! Целиться спокойней! — скомандовал старший лейтенант Кащей.

Резко зазвучали выстрелы. Один из вражеских танков, словно раненый зверь, завертелся на одном месте и вспыхнул. Разбрасывая брызги огня и сильно дымя, теперь горели уже семь японских машин.

Но уцелевшие танки и пехота снова перешли в контратаку.

И рота, отчаянно сопротивляясь, попятилась к подножию высоты.

— Окопаться! — раздалась команда по цепи.

Каменистый грунт не поддавался малым саперным лопатам. С трудом удавалось выдолбить лишь небольшое углубление.

Лежа в мелком окопчике, Ильичев видел, как, примостившись за покатым валуном, командир внимательно рассматривает карту. Плечи его приподнялись, локти оттопырились, голова втянулась в шею. В эту минуту он походил на большую, нахохлившуюся птицу, которая приготовилась взлететь.

К старшему лейтенанту, пригибаясь, подбежал связной. Командир ему что-то сказал, и тот тотчас отполз в сторону, потом не спеша поднялся на ноги и с винтовкой в правой руке двинулся вдоль цепи. Висевшая на ремне в брезентовом чехле саперная лопатка подпрыгивала, ударяя его по ягодицам.

Японцы открыли по связному беспорядочную винтовочную пальбу.

— Ложись! — вырвалось у кого-то.

Но он как ни в чем не бывало продолжал свой путь. Связной упал рядом с окопчиком Ильичева, и в первый момент Петру показалось, что он убит или смертельно ранен. Однако тот был жив и целехонек. Только никак не мог отдышаться.

— Что ж вы так? — не удержался Петр, с состраданием разглядывая годившегося ему в отцы бойца. — Ведь вас убить могли…

Тот неожиданно рассердился.

— Убить, убить! Будто мне своя жизнь меньше твоего дорога! Просто в мои годы на брюхе ползать не под силу… Понял?

Успокоившись, он уже другим тоном сказал:

— Вот что, Ильичев, тебя командир роты вызывает.

Петр неуклюже вылез из окопчика и на мгновение встретился взглядом со связным.

— Давай, сынок, беги… Двум смертям не бывать, одной не миновать. — Он легонько подтолкнул Петра. — Ведь это война.

Нет, не мог Ильичев пробираться к командиру роты ползком. Связной-то не пригибался даже… И Петр, выпрямившись, побежал к валуну, за которым находился старший лейтенант. А сердце бешено стучало, на лбу выступил липкий холодный пот…

Кащей встретил его презрительной усмешкой.

— Никому не нужное молодечество! Риск оправдан, если он вызван необходимостью, интересами дела, если от этого зависит боевой успех, жизнь товарищей. А у вас что? Мальчишество…