Эдуард Нордман - Не стреляйте в партизан…

Помню в сорок первом прибились к нам два полковника-штабиста, которые шли на восток. Они никак не могли сориентироваться ни в окружающей обстановке, ни в том, что мы собирались делать. А Корж находился в своей стихии. Теперь я абсолютно уверен, что именно Василий Захарович и его опыт помогли нам с честью выйти из тех испытаний, которые поставила перед нами война.

Благодаря его организаторскому таланту это движение приобрело столь широкий размах в южной и юго-восточной частях республики. И особенно ценен был этот опыт в первые месяцы фашистской оккупации, когда многие видели перед собой только картины катастрофы, когда людей покидало даже то, что всегда умирает в последнюю очередь, – надежда.

Еще один разговор о создании партизанского отряда с первым секретарем состоялся у Коржа ближе к полудню 22 июня. Минченко на сей раз сказал:

– Знаешь, Василь, ты надежных людей все же подыскивай. Мы поручили Сысоевой и Гиммельштейну помочь тебе в подборе таких людей. Назовем это пока истребительным отрядом.

Ольга Александровна Сысоева до войны работала первым секретарем Пинского обкома комсомола, Иосиф Вульфович Гиммельштейн – вторым секретарем Пинского горкома партии.

Вечером, когда я прибыл из Парохонска в Пинск, комсомольский актив уже был в сборе в здании обкома комсомола. Формирование истребительного отряда завершалось.

Я не раздумывая стал его бойцом. Иное просто не могло прийти в голову молодому комсомольскому работнику. Получил трехлинейку без ремня, выпущенную в 1896 году, и девяносто патронов к ней. Некоторым, кто был более знаком с военным делом, досталась граната.

Ночевали мы тут же, в обкоме, где и как придется: на полу, на стульях, даже на столах. Перекусили тоже чем Бог послал. Помню, что прибегали дети Коржа – дочь Зина и сын Леонид. Они принесли поесть отцу, который не появлялся дома с самого утра. Но, по-моему, ни крошки из того ужина Василию Захаровичу не досталось. Так же считает и Зинаида Васильевна, которая живет ныне в Минске. Да и не до еды ему было.

Забегая вперед, скажу, что вскоре Зина, прибавив себе лет, вступила в армию и всю войну прошла кавалеристом. Леня, который был моложе сестры, к концу войны стал курсантом танкового училища.

Истребительный отряд поначалу нес службу по охране порядка в городе. А в ночь на 26 июня нам скомандовали построение. Истребительный отряд двинулся к станции Городище, которая была в двенадцати километрах от Пинска в сторону Лунинца.

Дорога была запружена народом, поэтому мы двигались по обочине. На траву пала обильная летняя роса, и мои парусиновые ботинки сразу же промокли насквозь. Через некоторое время началась паника. У нас за спиной стали рваться бомбы и снаряды.

Оказывается, облвоенком майор Емельянов, который был начальником гарнизона, приказал взорвать склады боеприпасов, расположенные в лесочке неподалеку от города. Потом он пытался убедить, что склады разбомбили немецкие самолеты. Это зрелище было не для слабонервных. В том числе и для нас, не видевших войны парней. Для сугубо гражданских людей, особенно женщин, – тем более.

На дороге валялись брошенные вещи, плакали потерявшиеся дети. Несколько военных, сопровождавших пушку на конной тяге, обрубили постромки и умчались, бросив свое орудие. Мы, молодежь, старались твердо держаться своего командира.

В Городище прибыли к утру. Там стоял товарняк – вагоны и платформы. Нас, около сотни вооруженных людей, погрузили на платформы, и поезд двинулся дальше в сторону Лунинца. На станции Ловча снова остановились. Начальник станции – старший лейтенант, он же железнодорожный комендант, а также секретарь горкома Гиммельштейн и наш Василий Захарович собрали нас и объявили:

– Будем возвращаться в Пинск. Нужны добровольцы.

Мы, молодые, вызвались в числе добровольцев, хотя и не знали, чем продиктовано возвращение. Но добровольцев набралось меньше, чем было бойцов в истребительном отряде. Меня поразило и то, что в товарных вагонах и на платформах оставались брошенными винтовки, патроны.

Добирались мы до Пинска на импровизированном «бронепоезде», обложив грузовые платформы шпалами. Вернувшись, застали картину не из приятных: валяющиеся на земле документы во дворе местного НКВД, открытые кабинеты, сейфы, грабеж военных складов и магазинов.

Мародеров моряки Пинской речной флотилии разгоняли стрельбой в воздух. Мы вновь приступили к патрулированию города, охране важных объектов.

По возвращении в Пинск на базе истребительного отряда Корж в тот же день стал создавать партизанский отряд. У него к тому времени не осталось сомнений в том, что необходимость в таком отряде есть и действовать придется не только и не столько в прифронтовой полосе, сколько в тылу врага. Другое дело, никто, пожалуй, даже он, не мог предположить, что этот тыл будет настолько глубоким.

Это не было формальным переименованием отряда из истребительного в партизанский. К каждому кандидату в партизаны Корж присматривался и с каждым беседовал, исходя из собственного понимания задач, которые этим людям предстояло решать, расспрашивал.

Я сам попросился в отряд. Меня, а также Ш.И. Берковича, И.И. Чуклая, В.Н. Лифантьева, М.А. Ласуту рекомендовал обком комсомола.

Корж задавал вопросы. Пояснял, что будем проникать через линию фронта и действовать в тылу врага – тогда другое еще и нельзя было сказать. Не скрывал, что легких задач не предвидится. Наоборот, подчеркивал, что будет тяжко, скорее всего, даже очень тяжко. Другое дело, что мы, особенно молодежь, тогда не могли представить себе, насколько нелегкую дорогу выбираем.

Не могу похвастаться, что Корж брал меня с восторгом. Я был молод, мал ростом и худ. Одет тоже был не для трудных походов. Такой-сякой пиджачок, такая-сякая обувка. Пришлось даже убеждать командира, мол, в меня, щуплого, немцу труднее будет попасть, мне проще укрыться за любой кочкой. Короче, взяли.

Все сдали документы. Паспорта, партийные, комсомольские билеты, служебные удостоверения. И все сменили фамилии. Я получил псевдоним Северов. Корж стал Комаровым.

Отряд назвали отрядом Комарова, и под этим названием он долго фигурировал в официальных отчетах, да и в немецких документах. Комаровым стал наш командир и для местного населения, а нас почти всю войну называли «комаровцами». Мы и сами себя так называли в своих листовках, в расписках, которые давали крестьянам за полученные продукты, на деревенских собраниях, обычных встречах с населением.

Потом люди часто «идентифицировали» партизан но фамилии или имени командира. Например, бойцов отряда имени Макаревича соседнего Брестского соединения называли женьковцами, потому что до лета 1943 года ими командовал лейтенант Евгений Макаревич.