Александр Шашков - Гроза зреет в тишине

Скакун ладонью вытер вспотевший лоб, осторожно взялся за шнур. «Разведагрегат» легко тронулся с места...

Бешено работая руками, Скакун подвел клетку к берегу, выхватил ее из воды и бросился туда, где его ждала Таня.

Здесь, в глубокой яме, он разломал клетку, схватил Ваську за пушистый воротник и дал ему щелчка в мокрый нос. Васька сердито фыркнул, вырвался из рук своего неблагодарного командира и, задрав хвост, сиганул в аир. Скакун зло плюнул ему вдогонку, достал махорку и начал сворачивать цигарку. Пальцы его дрожали...

Пробравшись в сад, Кремнев долго стоял под густым кустом сирени. Тишина царила в деревне, и казалось, что все живое давно покинуло эти слепые, темные хаты.

Тихо было и на усадьбе Филиповичей. И не только в хате. Тихо было и в хлеву. Ни вздохов коровы, ни хрюканья свиньи, ни сонной переклички кур. И в сердце Кремнева проникла тревога: вот он сейчас переступит порог хаты и не встретит там никого...

Вывел Кремнева из этого состояния выстрел на мосту и широкий разлив белого света, который мгновенно расплескался по старым обомшелым крышам, по садам и огородам.

Прижавшись к стеке, Василь подождал, пока догорит ракета, потом осторожно поднялся на крыльцо, подкрался к двери и тихо толкнул ее. Дверь не открылась.

Василь забеспокоился. Постучать? Нельзя. Полицаи, наверное, близко и могут услышать. Но как же пробраться в хату?

Вдруг он вспомнил, что есть другой «вход», потайной, который знал только он один. Задняя стена сеней подгнила и осела, и под стрехой образовалась большая щель, в которую мог легко пролезть человек. Эту щель Сымон когда-то плотно прикрыл толстым ржаным снопом, но сноп легко вынимался.

Этой лазейкой Василь решил воспользоваться и сейчас. Тетка Алена не обидится.

И вот он в сенях. Осторожно, ощупью, отыскал дверь в хату, взялся за щеколду...

...В хате было сыро и холодно. Нудно пиликал за печкой сверчок. А где-то в глубине темной, как погреб, комнаты, слышалось хриплое прерывистое дыхание.

— Кто здесь?! — прозвучал наконец приглушенный женский голос. Это был ее, Аленин, голос, и Кремнев поспешно шагнул в темноту и прошептал:

— Это я, тетка Алена, Василь. Кремнев.

Какое-то время царила напряженная тишина. Замолчал даже сверчок. Потом послышались торопливые движения, вспыхнула спичка, и Василь отшатнулся.

...Перед ним стоял высокий, одетый в невероятное тряпье, человеческий скелет. Тонкие и прозрачные, как из стекла, пальцы, в которых горела спичка, тряслись. Огонь, отразившись в глубоко запавших глазах, тоже дрожал, то разгораясь, то потухая.

Василь молчал.

Не догорев, спичка выпала из руки Алены, но Василь все еще отчетливо видел женщину, видел ее прозрачные пальцы, желтое костлявое лицо, глубоко запавшие глаза.

— Откуда ты идешь, Василь Кремнев? — прозвучал спокойный, равнодушный голос.

Василь ждал всего, но только не этого холодного, словно дыхание февральского ветра, вопроса, и на миг растерялся.

— Тоже из окружения? — продолжала Алена, не трогаясь с места.

— Почему из окружения? — спохватился Василь. — Мне здесь надо быть...

Наступила тишина. Послышались мягкие шаги босых ног. Алена перешла избу, вспыхнул слабый свет. Василь испуганно посмотрел на окна. Алена перехватила его взгляд, и лицо ее вдруг ожило. Она усмехнулась и проговорила:

— Не бойся, окна завешены.

Василь подошел к столу и опустился на лавку. Он вдруг почувствовал усталость и такую боль в голове, что хотелось стонать.

— Нечем мне угостить тебя, Вася, — усевшись за стол и подперев лицо кулаком, уже другим, добрым и тихим голосом заговорила Алена. — Видишь, во что хату превратили? Одни стены. Картошку, и ту забрали...

— Я на минуту забежал, тетка Алена, — очнувшись после внезапного прилива боли в голове, сказал Василь. — Просил меня Сымон Рыгорович...

Василь увидел, как вздрогнула Алена, как загорелись ее глаза.

— Что с Сымоном? — подавшись всем телом вперед, прошептала она.

— Привет вам шлет, — облизав пересохшие губы, прохрипел Василь. — Просил, чтобы я навестил вас...

— Живой?! — Алена поднялась и подсела ближе к Кремневу. — Где он? С тобой?

На фронте он... Мы в одной роте были...

— Боже мой! Жив! — уже больше не слушая Василя, будто во сне, повторяла Алена, и по ее желтым щекам текли слезы. — Жив! А я уже думала... Боже! Василек, дорогой! Чем же мне тебя угостить? Нет у меня ничего. Больная я. Помру скоро. А он — жив!..

— Что вы, тетка Алена! И вы будете жить, — сжав ее руки, заговорил Василь. — Мы с Таней заберем вас в лес, а там — за фронт отправим. В больницу. Да и я партизанском лагере есть доктор.

— И Танечка жива? Жива?

— Правду говорю! Вот только что ее видел!

— Вася, дорогой, сколько ты мне радости принес! А я... у меня даже картошки нет...

— Я сыт. Мы и вам принесем.

— Не надо, Вася. Немцы кругом. Зверствуют они. А мне люди помогают. Приносят. Даже молоко. Только... есть мне не хотелось. И жить...

Алена замолчала. На лице у нее уже не было слез, и только в глазах бились тревога и беспокойство. Наконец она подняла на Василя глаза и тихо проговорила:

— А Пашка мой... вернулся...

— Где он? — спохватился Василь.

— Не знаю. Но зимой дома был, до самой весны... Сказал, из окружения вырвался. Идти, говорит, было некуда, Москву немцы взяли...

— Врет он! «Москву взяли!» Вот, читайте, куда мы погнали немцев от Москвы! — резко оборвал Алену Василь и, выхватив из кармана газету, бросил ее на стол.

Алена взяла в руки газету, развернула и вдруг радостно воскликнула:

— Сымон! Вася, гляди, Сымон наш!

Василь взглянул на газету и — качнулся, будто его ударили в грудь. Схватившись рукой за лоб, он медленно пошел к двери. Возле порога оглянулся и, обхватив руками косяк, заплакал...

«Электроразведка», несмотря на все злоключения, прошла успешно, и Микола Скакун теперь знал, что ему делать. Перво-наперво, весело думал он, надо взять тол, который пообещал капитан Кремнев. Двести метров телефонного провода и двадцать метров бикфордова шнура с капсулем-детонатором уже имеются. Есть килограммов десять «плавленного» тола да еще две противотанковые мины. Но мины теперь можно и не трогать. Тридцати килограммов тола хватит, чтобы разрушить такой мост, как Лозовский.

Добравшись до места, где была спрятана лодка, Скакун предложил Тане отдохнуть, а сам пошел по берегу реки. В его изобретательной голове вдруг созрела идея подобраться к мосту не на лодке, как это планировал он раньше, а на двух небольших плотах, сделанных из ситника. Такие плоты очень устойчивы на воде и мало заметны, особенно ночью. Кроме того — и это тоже немаловажный факт — их легко будет переносить на себе, а не гнать все время по реке.