Николай Ященко - С отцами вместе

— Идите! — твердо сказала Лидия Ивановна. — Помните задание на дом: прочесть отрывок из «Тараса Бульбы».

Комсомольцы выходили из класса торопливо, топая ногами и громыхая винтовками. Два десятка пар ученических глаз смотрели им вслед, одни со страхом, другие с завистью. В дверях Костя оглянулся. «Я бы с вами», — прочел он в глазах Веры Горяевой.

На крыльце школы сидел Кузя без пальто и шапки. Откинув голову, он прижимал правый рукав рубашки к окровавленному носу. На лбу у него синела большая шишка, рыжие волосы были взлохмачены, на побледневшем лице резко выступили веснушки.

Костя нагнулся к товарищу.

— Кто это тебя так разукрасил?

— А я почем знаю, — морщась, ответил Кузя. — Наподдавали и убежали, я только чьи-то калоши запомнил.

— Некогда с тобой сейчас возиться! Слышишь, тревога!

Придерживая винтовку, Костя сбежал по ступенькам…

В фойе нардома уже строились в две шеренги чоновцы. Костя увидел Васюрку и стал рядом с ним. Командир роты Знова прохаживался перед строем в кожаной тужурке и с наганом на правом боку. Подождав еще две-три минуты, он начал проверку. Бойцы коротко отвечали и снова замирали в шеренге…

— Кравченко Тимофей!

— Я! — донеслось с правого фланга.

«Значит, папа вернулся из поездки и успел сбегать домой за винтовкой», — подумал Костя и сейчас же встрепенулся, услышав свое имя.

— Я!

— Номер винтовки?

— Сто девяносто шесть два нуля восемь!

Пусть командир роты не беспокоится. Боец Константин Кравченко номер своей винтовки запомнил на всю жизнь.

По первой тревоге все чоновцы, как один, явились на сборный пункт. После переклички Знова объявил, кто и куда идет нести караулы, кто выделяется патрулировать улицы, остальные должны оставаться в нардоме при штабе до особого распоряжения…

Костя устроился на подоконнике и раскрыл книгу. По фойе топали бойцы, раздавались слова команды, смех, а он ничего не слышал, увлеченный повестью «Тарас Бульба».

Скоро начало темнеть, и читать уже было трудно. В дверях показался сторож нардома. Шаркая валенками, старик нес небольшую зажженную лампу. Поставив ее на столе перед командиром роты, сторож вытянул по-солдатски руки по швам и доложил:

— Так что разжился малость керосинчиком!

— Молодец! — похвалил его Знова.

— Рад стараться, ваше бла…

Старик осекся, подмигнул командиру, легко повернулся кругом и зашаркал к выходу в коридор.

— Константин Кравченко, ко мне! — крикнул Знова.

Костя подбежал к нему с винтовкой в одной руке и книгой в другой.

— Ты того, — сказал добродушно Знова, — садись к столу, тут светлее, уроки-то надо учить!

Через минуту Костя снова был в далеком прошлом, видел, как запорожские казаки воюют с польскими ляхами… Куренной атаман Кукубенко ударил по врагу с своими незамайковцами, сам напал прямо на толстопузого полковника, погнал его через все поле, не давая соединиться с полком. Завидев это, Степан Гуска пустился наперерез и, улучив время, с одного раза накинул полковнику аркан на шею, вогнал ему в самый живот гибельную пику. Но его самого подняли ляхи на четыре копья. Только и успел сказать бедняк: «Пусть же пропадут все враги, и ликует вечные веки русская земля!» А драка разгорается. Казак Метелица угощает ляхов саблей, а вот напирает на них атаман Невылычкий… Появляется Тарас Бульба, это он кричит: «Есть ли еще порох в пороховницах?.. Не гнутся ли казаки?» Отвечают ему запорожцы: «Есть еще, батько, порох в пороховницах, еще не гнутся казаки…»

Ученик восьмого класса, член РКСМ и боец части особого назначения Костя Кравченко в самой гуще боя, он все видит и все слышит.

— Слухай, Кравченко! — кричит кто-то совсем рядом. Голос не такой, как у Тараса Бульбы.

Костя оторвался от книги, на его плече рука Зновы.

— Собирайся, хлопец, выступаем!

Бойцы выходили на улицу и строились. Справа от себя Костя локтем чувствовал Васюрку. На улице сыро и холодно, но хорошо идти рядом с товарищем. И вообще хорошо идти всем вместе. Твердый шаг, одновременный взмах правой рукой, на плечах частокол винтовок. Да, это уже не игра. Детство остается позади, наступила юность. Босоногая команда в боевом строю…

— Шире шаг! — слышится сбоку голос командира роты. — Ать, два! Ать, два!

Когда вышли на шоссе, Костя вдруг вспомнил о матери: «Мы с папой ушли, ночью опять будет плакать…»

Недалеко от деревенской церкви стоял дом священника. Он был срублен из толстых лиственниц, покрыт широкими тесинами, успевшими за десятки лет обрасти зеленым мхом. Маленькие окна глядели во все стороны обширного двора, заставленного амбарами, стайками и сараями. Дом и хозяйственные постройки были обнесены высоким бревенчатым забором. С улицы поповская усадьба напоминала старинную деревянную крепость. В ней уже несколько месяцев не было слышно ни человеческого голоса, ни мычания коров. Весной, при отступлении белых, хозяин вместе с семьей убежал в Маньчжурию. Теперь окна и вход в сени забиты крест-накрест досками, ворота и калитка на крепком запоре. Новый священник не захотел жить в огромных хоромах своего предшественника и снял избу у одного из родственников Петухова.

С середины лета по деревне пошел слух: иногда по ночам в окнах старого поповского дома виден свет. Крестьяне объясняли это просто: поселился домовой. Многие жители, особенно женщины, после заката солнца боялись проходить мимо таинственного жилья, запрещали детям играть поблизости от него, а тем более лазить в заросший полынью двор…

Андрей Котельников поздно вечером шел по улице. Вчера его избрали секретарем сельской ячейки РКСМ, и теперь надо было написать протокол первого собрания. Помочь ему могла только учительница. К ней и торопился секретарь.

С реки тянул пронизывающий до костей хиус. Против поповского дома Андрей остановился, чтобы плотнее запахнуть полушубок, и вспомнил о разговорах про огоньки домового. «Дай-ка погляжу», — решил он. С разбегу запрыгнул на забор и… обомлел: сквозь щели в ставнях пробивался свет. Андрей на мгновение зажмурил глаза, а когда открыл их, тонкие лучи еще ярче горели в темноте. Андрей бесшумно спрыгнул с забора и пустился бежать к Анне Васильевне.

Учительница, накинув на плечи белый шерстяной платок, проверяла тетради. Перед ней на столе потрескивал огарок свечи.

— Горит! Сам видел! — еще в дверях закричал Андрей.

Анна Васильевна резко повернулась, но в полутьме не разглядела испуганного лица вбежавшего.

— Пожар, что ли? — спросила она, вскакивая.

— В поповском доме окна светятся! Идемте домового смотреть!

— Фу ты, перепугал! Бабкиным сказкам поверил? — Анна Васильевна набросила на голову платок, быстро надела пальто. — Ну, идем, идем, беспокойная твоя головушка!..