Александр Скоков - На всех была одна судьба

Лев присматривался к порядкам, к соседям по нарам. Ленинград рядом, неужели здесь зимовать?.. Однажды перед уходом в барак к нему подошел незнакомец. Широкоплеч, крепко сбит, в походке, движениях чувствуется военная выправка. Назвался: Гудков Николай Иванович, можно просто Николай. Старший лейтенант, имеет два ордена за финскую кампанию. Позже Лев узнал, что Николай закончил военное училище в Белоруссии, занимался спортом, имеет разряд по прыжкам и плаванию. Лев немного рассказал о себе.

– Член партии? – последовал вопрос.

– Комсомолец.

Гудков посмотрел на колючую проволоку, на часовых у ворот, на дальний, уже припорошенный снегом лес.

– Что думаешь делать?

Лев почувствовал доверие к этому человеку. (Он не ошибся: судьба свела их надолго; пройдя застенки лагерей, воевали потом в одной партизанской бригаде.)

– Что делать? Бежать!

Глаза лейтенанта потеплели.

– Вот и я так думаю. Будем готовиться.

Вскоре Каждан, как говорится, по воле случая стал переводчиком. (Иностранные языки в довоенных школах изучали по старым методикам, перешедшим из гимназий. Гимназисты языки знали, а не «читали со словарем».) В тот день группу пленных вывели мостить дорогу. Одному из них стало плохо – он лег на снег. Конвоир был уже тут как тут, направил ствол автомата: «Встать!». Очередь могла прогреметь каждый миг. Помимо своей воли Лев, стоявший рядом с больным, объяснил, что это не лодырь, не лентяй, он не притворяется. Конвоир повесил на плечо автомат и кивнул Льву: пошли со мной. Скучно целый день маяться взад-вперед, охранять этих доходяг, а тут возможность поговорить с русским на родном языке! Россия – страна непонятная, совсем не такая, как они представляли там, в Германии…

Вечером Лев не находил себе места. Вдруг конвоир доложит начальству, начнутся допросы: кто, что… Утром на разводке он встал во вторую шеренгу, подальше от центра. Напрасно. Начальник лагеря в сопровождении вчерашнего конвоира шел вдоль строя:

– Этот.

– Выходи!.. Откуда знаешь немецкий?

Назвался студентом из Ленинграда, Никитиным – по фамилии жены старшего брата.

– Будешь переводчиком, Никитин, – последовал приказ.

Как переводчик Лев жил теперь не в общем бараке, а отдельно, вместе с Гудковым и еще двумя пленными, имевшими технические специальности. Старший лейтенант обрадовался такому повороту дела: выбраться ночью из барака Льву было бы непросто – там все на виду.

Группа стала готовиться. Николай прихватил на работе и незаметно принес с собой кусачки. Другой пленный, работавший в строительной бригаде, обнаружил в здании бывшей школы географические карты, наклеенные на белую ткань. Под предлогом утепления обуви вынес пачку карт. Их потом намочили в воде, отделили ткань – получились белые накидки вроде маскхалатов. Каждан, получавший как переводчик две пайки хлеба, одну откладывал – копил запас. Бежать решили в новогоднюю ночь: не может быть, чтобы охрана обошлась без шнапса! К четверке Гудкова примкнули еще двое…

Наиболее подходящее место, не просматривавшееся с вышек, было у ворот. Риск большой, охрана рядом, но в то же время часовые меньше следят за этим участком. Ночь выдалась лунная, ясная, мороз – сорок. Двое охранников – похоже, «под градусом», – балагурят у ворот. В морозной тишине слышны их голоса, смех. Топчутся в деревянных «ботах», надетых поверх сапог. (План «Барбаросса» не предусматривал зимовку немецких армий в лесах, полях, на русском морозе – не запаслись даже шапками, не то что валенками.)

По-пластунски, накрывшись белой тканью, подползли по снегу к проволоке. Гудков перекусил нижнюю «нитку», вторую – один за другим выскользнули на свободу, отползли и бросились в сторону, где, по их предположению, находился Ленинград. Знали, что город не побежден, – иначе немцы раструбили бы на весь свет, устроили праздник.

Вскоре группа вышла к насыпи железной дороги. Перебежать не успели – на всех парах по рельсам катил состав. Повезло, что в насыпи оказалась дренажная труба, – в нее забились, притихли. Состав неожиданно остановился над ними. Солдаты, пользуясь минутой, выпрыгивали, боролись, топтались, согревались. Наконец гудок – состав тронулся. За эти 15–20 минут в бетонной трубе, на лютом морозе, в легких шинельках, ботинках, промерзли насквозь, с трудом двигаются закоченевшие ноги. Гудков определял направление, поглядывая на звезды, луну, – других ориентиров не было. Скорей бы выйти к лесу, укрыться в чаще, развести огонь!

Вместо леса на пути – окраина какого-то поселка: забитые, брошенные дома, ни одного огонька. Все чувствовали, что замерзают. Решили забраться в один из домов, развести костерок… И вдруг, как из-под земли – патруль. Снова пригодился немецкий: Лев объяснил, что они не партизаны, а бегут из Ленинграда, пробираются домой, на Украину. Задержал их не комендантский патруль, а «технари» из автороты, поэтому и отношение было другое. Отвели их в пустую избу, растопили печь, принесли хлеба, эрзац-кофе. Утром вывели расчищать снег – рабочих рук в автороте не хватало. Посреди двора стоял наш брошенный грузовичок – он-то, можно сказать, и определил их дальнейшую судьбу. Один из группы – Андрей, бывший автомеханик, – через Льва спросил у немца: почему машина не в гараже? Тот пренебрежительно махнул рукой:

– Русское железо…

– Можно посмотреть?

Немец пожал плечами. Андрей открыл капот, немного покопался, попросил два ведра кипятка. Когда двигатель дал выхлоп и машина покатила по скрипучему снегу, сбежались ремонтники. Похлопывали умельца по спине, улыбались: гут, гут, прима! Особенно был рад старший из них, мастер Курт. Дармовые рабочие руки, да еще один из русских – специалист!

После рабочего дня, поужинав остатками из немецкой столовой, укладывались спать в теплой избе. Но было их только пятеро. В первую ночь в суматохе немцы не обратили внимания, что их было шесть человек. А под утро, пользуясь отсутствием охраны, один из бежавших, богатырь-кузнец, незаметно скрылся – решил в одиночку пробираться в Ленинград. Укладываясь спать, думали: где он, что с ним, далеко ли уйдешь при таком морозе…

И вдруг – стук двери, конвоиры кивают: выходи! По лицам пришедших видно: что-то случилось. (Позже выяснилось, что беглец, поскитавшись на морозе несколько часов, решил вернуться в поселок, чтобы где-то согреться; был схвачен патрульной службой и после «обработки» признался, кто они и откуда.) В дежурном помещении за столом отдавал распоряжения обер-лейтенант.

Взглянув на вошедших, сказал помощнику:

– Эти русские попробовали свободы. Теперь их не удержишь. Расстрелять.

Лев не чувствовал страха – чему быть, тому быть… И вдруг мастер Курт, тоже пришедший с конвоирами, щелкнул каблуками, вытянулся: