Александр Скоков - На всех была одна судьба

На другой день всех пятерых бросили в кузов машины и отвезли в лагерь военнопленных. Здесь пути-дороги молодого красноармейца и старшего лейтенанта разошлись. Но оказалось – ненадолго.

На территории лагеря у ворот лежала бочка, на которую бросали пойманных беглецов и били резиновыми шлангами, залитыми свинцом. 50 ударов не выносил никто – казнь хуже расстрела. Старший из немцев, стоявший у бочки, взглянув на новичков – избитых, истощенных, не способных держаться на ногах, – распорядился: «В партизанскую камеру!». Видно и так, что не жильцы.

«Партизанская камера» оказалась узким застенком с окном, заколоченным досками, – не определишь: день ли, ночь. Одни стояли, прижавшись спиной к бетонной стене, другие у их ног на корточках дремали. Потом менялись местами. Уходившие по вызову не знали, что их ждет: край рва или переброска в другой лагерь.

Беглецов из автороты выпустили на территорию лагеря через две недели. Застенок превращал военнопленных в доходяг; Лев едва передвигал ноги. Его место в бараке оказалось рядом с нарами бывшего военного инженера-ленинградца.

– Ты недолго протянешь, – определил его состояние инженер. – Я насмотрелся… Сделаем так. Завтра перед разводкой я вынесу тебя наружу, положу около дверей. После разводки бараки обходит переводчик Игорь.

Он ленинградец, поговори с ним. Что ты теряешь?

Так и сделали. При упоминании Технологического института переводчик спросил, на какой кафедре он работал.

– На кафедре физики.

– Там был сотрудник – высокий, в очках…

Лев назвал фамилию, имя, отчество физика.

– Это мой друг. – И, помолчав, решил: – Полежи пока в бараке, я подумаю…

Через два дня переводчик забрал Льва к себе – в отдельную комнату, находившуюся в хозяйственной постройке. Никто из немцев и полицаев туда не заглядывал. Кормил Игорь больного со знанием дела, начав с двух ложек рисовой каши. Молодые силы набираются быстро, если рядом в досягаемости цель…

Гудков исчез из лагеря, и Каждан был уверен, что старший лейтенант уже у партизан. Поправившись, он стал выходить на работу – чаще всего его направляли с группой пленных, обслуживавшей лазарет на окраине городка.

Решение не переменил – бежать, – но как попасть к партизанам? На кухне, где пленные выполняли разные хозяйственные работы, он обратил внимание на одну из вольнонаемных девушек – Лизу. Чувствовал: ей можно доверять. Девушка тайком подкармливала: кусок хлеба, кулечек сахара…

Лев рассказал ей, как оказался в окружении, как попал в лагерь, бежал из него, как оказался в Латвии; не скрыл и свои намерения. Лиза, видимо, доложила старшим и ожидала решения. Наконец сообщила названия деревень – целую цепочку, которую он должен миновать на пути в партизанский край.

Конкретного плана побега у него не было. Это Гудков с его военной подготовкой все делал с дальним прицелом. Лев полагался больше на случай…

В тот день их группа из четырех человек рыла яму для мусора на территории лазарета, вдали от корпусов. Госпиталь был обнесен колючей проволокой, но в один ряд, «в один кол». Кусачек нет, но есть четыре лопаты, которыми можно приподнять нижние «нитки», сделать лаз. Сто метров вырубки, дальше густой лес… Охранник, считая их доходягами, не очень усердно нес службу, время от времени отлучался – территория лазарета ограждена, – а в тот день совсем вышел за ворота… Лев решил: такой случай нельзя упускать!

Лопатами приподняли проволоку – двое выбрались на волю, помогли товарищам. Полоса вырубки не кончалась, только с их силами бежать среди пеньков, по траве!.. Оттуда, из-за проволоки, им казалось, что лес рядом…

От деревни к деревне, по цепочке, указанной Лизой, добрались до расположения отряда, входившего в полк бригады А.В. Германа.

В отряде о молодом ленинградском ополченце уже знали. И все же каждый вступающий проходил обязательную проверку. Слишком дорогой ценой приходилось платить за ошибку здесь, в логове врага, когда со всех сторон теснят каратели и тайные службы не оставляют надежды внедрить своих агентов.

Особист Струнников, беседовавший с ним, больше расспрашивал о лагерях, через которые прошел Каждан: кто начальник, фамилии полицаев… Видимо, о нем самом все уже было известно. Лев не вытерпел: «Гудков Николай Иванович не у вас в бригаде?». Особист усмехнулся: «Поживем – увидим».

На борьбу с партизанами, державшими тыловые коммуникации противника под постоянной угрозой, не прекращавшими ни на день «рельсовую войну», немецкое командование бросало немалые силы. Моторизованные команды карателей внезапно появлялись в районе действия партизан, стремились окружить их и уничтожить. Партизанские группы, выходя на задание, всегда были начеку, никогда не останавливались на ночевку в деревне, разбивали лагерь в лесу, выставляли охранение. Женщины, дети, подростки из ближних деревень приносили бойцам молоко, хлеб. Партизанская конная разведка неутомимо прочесывала окрестности, чтобы вовремя предупредить об опасности.

В конную разведку попал и Каждан. Одно из первых заданий – вдвоем с напарником доставить донесение в штаб полка. Никогда раньше на лошадь он не садился, да еще без седла. Хребет у старой лошаденки был, как пила… Добрались до штаба. Напарник с пакетом пошел в избу, а начинающий службу конник стоял на крыльце, чувствуя, как под брюками по ногам бегут капли крови. А надо еще возвращаться в отряд… Слышно было, как по улице летит конный; лихо промчался мимо крыльца и вдруг осадил лошадь, развернулся, поднял коня на дыбы, «свечой».

– Лёвка?!

Да, это был он – верный товарищ по лагерным испытаниям.

– Никуда не поедешь, – распорядился Гудков. – Останешься у меня в бригадной разведке.

Так и остался Каждан под началом своего старшего товарища. Прошел выучку у бывалых кавалеристов, научился шорничать, мог даже сделать из подручного материала отличное седло. Обычно это была прочная парашютная ткань, парашютные стропы; боеприпасы, продовольствие нередко поступали к партизанам по воздуху.

Освоил езду, кавалерийскую науку – то, от чего зависит и успешное выполнение задания, а порой – и жизнь. Однажды тройка конных бойцов неожиданно наскочила на немецкий пулемет, установленный посреди деревенской улицы. Вихрем налетели на вояку, перемахнули через пулемет, и вот уже околица. Разведчикам категорически запрещалось вступать в бой, только выполнять задание. Партизанские законы были суровы. В первую неделю лесной жизни Каждан стал свидетелем тяжелой картины. У вырытой ямы стоял тот, кто накануне под хмельком позволил себе нарушить одно из правил партизанского Устава. Разгильдяйство, самоуправство карались высшей мерой. Под угрозу ставилась жизнь товарищей; кроме того, все они были на виду у населения, «сарафанное радио» разносило вести в самые глухие углы…