Александр Скоков - На всех была одна судьба

Ленинградцев подселили к ребятам из местного ремесленного училища и сразу направили на работу. Ижевск по праву считался оружейным цехом страны – здесь производилась значительная часть стрелкового оружия, поступавшего на фронт. Изготовление прикладов для винтовок, автоматов – дело непростое, столярам хватало работы… Через год, в январе 1943-го, Макаренкова призвали в армию. Путь новобранцев лежал на восток.

Япония после Халхин-Гола не осмеливалась начать военные действия против СССР, но угроза нападения оставалась – советскому командованию приходилось держать на Востоке определенную часть войск. Здесь же были развернуты учебные полки, готовившие специалистов для вооруженных сил. В одном из них, насчитывавшем до 18 тысяч человек, обучался Макаренков минометному делу. Службу начинал в Хабаровске, в отдельном зенитном дивизионе. С началом военных действий против милитаристской Японии прошел путь с нашими войсками до Харбина, участвовал в его освобождении. С окончанием войны – снова Ленинград, ставший близким, родным после всего пережитого. И эти места – Крюков канал, Фонтанка, Измайловский проспект – заветные места Ленинграда-Петербурга – стали его малой родиной.

А бывая за городом, проезжая в электричке на Ломоносов, отыскивает он взглядом те лощины, высотки, через которые тянулись траншеи к Финскому заливу… Всё сравнялось, загладилось, заросло – осталась память.

Как сохранить ее для нынешних и будущих мальчишек – память о тех, кому было шестнадцать в далеком 1941-м?..

К жизни, которая сейчас, спустя много десятилетий, кажется «неподъемной», их готовила сама жизнь. Могла ли она, седьмая в большой крестьянской семье из лужской деревни Большое Конезерье, прохлаждаться, лениться, когда вокруг столько дел? Успевала и маме по хозяйству помогать, и выходила на полевые колхозные работы, и в школе не отставала. Семилетка, которую закончила Катя в свои шестнадцать, по тем временам значила много.

За трудолюбие, расторопность, исполнительность, привитые в детстве, ее полюбила семья, в которой она служила домработницей, переехав в Ленинград. И когда главу семьи переводили в Москву, Катю не только брали с собой – ее долго упрашивали, но она решила твердо: останусь в Ленинграде. Здесь работала старшая сестра, здесь подруги, и совсем недалеко до родных мест. Так же не отпускали ее и на новой работе – в средней школе, где кроме обязанностей завхоза она получала деньги в банке, приносила в положенные дни зарплату сотрудникам. Доверие немалое для молодой девушки, да еще и новичка в коллективе. Но отпустить пришлось – отношение о переводе было из УВД Ленинграда.

В 1939 году в городе шел набор парней и девушек, годных по состоянию здоровья, на учебу регулировщиками уличного движения. В школе новую сотрудницу хвалили, обещали повышение, но не лежала у Кати душа к этой работе. В отдел регулирования уличного движения – ОРУД – отправилась она вместе с двоюродной сестрой. Прошла медкомиссию, а сестру «завернули» по зрению. Так в трудовой книжке девушки появилась запись: «Управление милиции г. Ленинграда. Принята на должность регулировщицы ОРУД 4 апреля 1940 г.».

Начались дни учебы. Не такой простой оказалась предстоящая служба. Столько надо знать! Правила уличного движения, очередность пропуска транспорта, марки машин, действия в сложных ситуациях… И все это знать твердо, основательно, чтобы, оказавшись на посту, в потоке транспорта, распоряжаться четко, решительно – водители и пешеходы должны видеть регулировщика собранным, уверенным в своих действиях.

В общежитии тщательно подогнала летнее обмундирование. Гимнастерка и юбка должны сидеть ладно, по фигуре; в меру затянут ремень, начищены сапоги. Не раз подходила к зеркалу, осматривала себя в полный рост – в те годы к внешнему виду регулировщиков предъявлялись особые требования. С утра до ночи на многолюдных перекрестках они, регулировщики, были лицом ленинградской милиции.

Дивизионы ОРУДа располагались в общежитии по этажам. Их третий дивизион занимал, соответственно, третий этаж. Тут же была столовая, на улице – площадка для построений. На первом этаже располагался первый дивизион – только мужчины, дежурившие на постах правительственных маршрутов. Поначалу в казарменной жизни многое было непривычно, но вскоре втянулась, по душе пришелся жесткий распорядок армейского быта: везде чистота, аккуратность, не может быть и речи, чтобы разбросать вещи, кое-как заправить постель…

Позади недели учебы на курсах, стажировка, когда вместе с регулировщицей-наставницей выходила на пост, внимательно слушала объяснения, присматривалась, набиралась уверенности в действиях. Приближался день первого самостоятельного дежурства… Каждое утро на построении третьего дивизиона капитан Ламбехо проходил вдоль своего «войска» из пяти взводов, осматривал внешний вид, давал оценку вчерашнему дежурству, знакомил с оперативкой. Отсюда с построения регулировщики отправлялись на свои посты. Приходилось дежурить молодой регулировщице и на Литейном, где часто проезжали машины с большим начальством. Катя издали узнавала эти автомобили – приветствовала, как положено по Уставу.

Дежурства начинались в 8 утра. Трель свистка, поворот налево, направо, четкие команды жезлом. Минута за минутой, час за часом – и в зной, и в ненастье… В дождь набрасывала на плечи накидку, не покидала пост – движение ведь не прекращалось. Ей нравилась постовая служба, воинский, можно сказать, быт, привычка обходиться малым. Позавтракав рано утром, прихватив с собой разве только булочку, на весь день отправлялась на дежурство. Если в середине дня на 15–20 минут появлялся подменный, можно было забежать в столовую, взять стакан чая. (Привычка терпеть, обходиться без еды по 8–12 часов осталась у Екатерины Ивановны на всю жизнь – быть может, потому не так угнетал голод в блокаду.) Ее уже знали многие ленинградские шофера. Проезжая мимо, приветствовали, сигналили – тогда сигналы были разрешены. Донимала пыль – целый день посреди мостовой, в потоке легковых, грузовых машин, «лошадиных сил». Гужевого транспорта в довоенном Ленинграде было немало.

Сдав пост, заходила в дежурную часть, докладывала, кому сдала смену, и торопилась в душ – смывать дневную пыль. А утром – снова построение, новое дежурство. Город – огромный, многоголосый, шумный, пыльный – с каждым днем становился ближе, родней, без него она уже не могла представить свою жизнь. С шоферами у нее сложились товарищеские отношения. Спуску нарушителям не давала: отругает, сделает внушение, предупредит и отпустит без штрафа, «под слово». Иные сами просили: «Товарищ милиционер, накажите, оштрафуйте!». Но молодая регулировщица чувствовала: штраф вроде как погашает проступок, и он скоро забудется, а там – жди новое нарушение. А вот серьезное внушение, да если еще водитель дал слово, надолго останется в памяти. Молодые ребята-шофера были народ совестливый, лихачей-хулиганов тогда почти не водилось. ДТП случались по неопытности, нетвердому знанию правил. Конечно, без штрафов нельзя, но только в том случае, если наказание идет на пользу.