Мумтоз Мухамедов - Вслед за героем

Мощный ствол танковой пушки, грозно протянувшийся над телом мертвого майора, охранял его последний покой.

…Но зарождавшийся день неумолимо звал к жизни, ради которой люди жертвуют собой.

Я попрощался со своими ночными спутниками и отправился разыскивать штаб майора Абдурахманова.

Как говорится, легче всего танцевать от печки. Печкой для меня была рота Головни, остававшаяся на месте, и я отправился к нему, чтобы получить нужные сведения о местонахождении Абдурахманова.

Но, к сожалению, как я уже говорил, там я выяснил, что Абдурахманов получил новое оперативное задание и мне снова приходится его догонять.

Телефонист сидел в соседней комнате, и я о нем ничего не подозревал до тех пор, пока он не вышел к нам и несколько растерянно не заявил:

— Какого-то военного Скрипадентова к телефону просят.

Мы громко рассмеялись. Было ясно, что к телефону вызывали военного корреспондента, то есть меня. Телефонист окончательно растерялся.

— Так что же сказать, товарищ старший лейтенант?

— Скажите, что Скрипадентов сейчас подойдет, — ответил Головня. — Впрочем, не надо. Он сейчас сам скажет.

Я не сразу узнал голос полковника Лебедева.

— Вам, кажется, опять не повезло? — спрашивал он. — А вашей судьбой уже интересуется редакция «Суворовца» Я сегодня был в ваших краях, завтра опять буду. Что передать им?

Я был в смущении.

— Что знаете, то, пожалуйста, и передайте. Мне сейчас трудно сказать, когда вернусь. Да и материала пока что нет. Я имею в виду фундаментальный материал… Об Абдурахманове.

— Быть не может, чтобы у вас не было материала, — послышался в ответ голос Лебедева. — А вы напишите про котелок с кашей.

«Уж не смеется ли надо мной полковник?» — подумал я, слушая его ответ.

— Про какой котелок? — спросил я робко и, наверное, так робко, что на другом конце провода послышался смех.

— Вы, кажется, сомневаетесь в серьезности моего предложения. Вы там поразведайте… А сейчас передайте трубку старшему лейтенанту Головне.

Пока Головня гудел в телефонную трубку, я размышлял над предложением полковника. Мне оно показалось очень странным.

— О котелке с кашей думаете? Знаю, знаю… Меня сейчас, между прочим, полковник посвятил в эту историю, — вывел меня из задумчивости Головня. — Только уговор: сначала мы немножко отдохнем, благо тихо кругом, а потом приступим к делу. Договорились?

Только я лег, как глаза мои автоматически сомкнулись, а сознание затянуло плотной пеленой крепкого сна без сновидений.

Разбудил меня громкий голос Головни. Я приподнялся и увидел такую картину: вокруг маленького круглого столика сидело несколько офицеров, Головня, открывая окно, укоризненно бубнил:

— Ну и начадили, дышать нечем!.. Что это у вас за привычка, товарищи командиры?

В комнате действительно все было серо от табачного дыма.

Офицеры, смеясь, стали подниматься. Головня, заметив, что я не сплю, крикнул в мой угол:

— Вставайте, лейтенант! Хотя и к шапочному разбору, но, как говорится, лучше поздно, чем никогда…

Я быстро вскочил, слегка привел себя в порядок, а Головня тем временем представил меня. Послышались голоса.

— Это хорошо, что о нас вспомнили!

— Лейтенант, приглашаю в мою роту…

— А чем взвод саперов хуже?..

Голос Головни перекрыл все другие голоса:

— Мы с ним везде побываем, — сказал он. — Все вы хороши, когда за вами во все глаза смотришь. — На шутку командира офицеры ответили дружным смехом.

После ужина, которым накормил нас Вахаб, Головня предложил:

— Так вот, если не возражаете насчет еще одного котелка с кашей, то сходим к саперам — они мастера угощать.

Я догадался, что речь идет о той самой истории, о которой намекнул мне по телефону полковник Лебедев.

Головня снова затянулся в ненавистные ему ремни, от чего, как мне показалось, он стал еще выше.

Уходя, Головня приказал Вахабу:

— Искать меня у саперов…

Вышли мы в плотные сумерки. Первые звезды робко мигали в небе.

Было очень тихо. Я выразил удивление по поводу такой необычной тишины: ведь батальон Абдурахманова по существу во вражеском кольце.

— О нет! Вы плохо информированы, товарищ военный корреспондент, мы уже прорвали вражеское кольцо и сейчас соединены со своим полком весьма просторным коридором… А вот рота Александрова действительно окружена. Случилось это прошлой ночью, когда танковый десант прорвался к нам.

Как, рота Александрова окружена? Ведь немногим более суток тому назад я был в подвале командного пункта капитана Александрова. Перед моими глазами, как наяву, встала скромная фигура капитана. Мне казалось, что я еще слышу его спокойный голос.

А Мадраим, а Андронов!.. А напористый старшина Сметанин!..

В одном месте, на развилке дороги, нас окликнули:

— Кто идет? Пропуск?

— Одер, — тихо ответил Головня.

— Это вы, товарищ старший лейтенант? А я и не признал сразу-то…

— В эдакой темени отца родного не узнаешь, — заметил другой голос.

— Товарищ старший лейтенант, не одолжите спичек, — вопрошающе обратился первый голос.

— А ты знаешь, что полагается за курение на посту?

— Никак нет, товарищ старший лейтенант. Четыре года курю на фронте и все еще никак не узнаю, — в тон шутливо ответил тот.

— Лейтенант, у вас есть спички? — обратился Головня ко мне, — дайте ему. А на обратном пути я его за нарушение устава под суд отдам…

Я подал спички. Невидимая рука взяла их. Мы услышали чирканье спички о коробок, до наших ноздрей дошла струя махорочного дыма, но огня или мерцания цигарки мы так и не увидели.

— Вот что значит курить по-гвардейски, — засмеялся Головня.

— Так точно, товарищ старший лейтенант!

— Война научит, — сказал другой голос.

Мы еще немного постояли, помолчали.

— Ну, как, все тихо? — спросил, наконец, мой спутник.

— Тихо, товарищ старший лейтенант, — ответил первый голос.

— Не иначе, как по-пластунски немцы решили выбираться из наших клещей.

Помолчали еще немного.

— Да-а, — протянул нараспев Г оловня, — чтоб им лихо було… Пошли, лейтенант.

Я шел позади Головни, и в темноте его фигура служила для меня ориентиром.

— О чем вы сейчас думали? — неожиданно спросил Головня.

Я ответил не сразу.

— Вот о чем: история о котелке с кашей имеет слишком большое предисловие.

На что мой спутник ответил:

— Да, это так. История эта коротенькая. Можно сказать, что ради нее и не стоило бы семь верст киселя хлебать… Но предисловие у нее большое. Если правильно рассказывать — много лет понадобится, столько лет, сколько потрачено на формирование советского характера, характера нашего солдата.

Помолчав, Головня продолжал: