Василий Милютин - Лаг отсчитывает мили (Рассказы)

И тут на берег вырвался танк с пехотинцами на броне. Развернув башню, он с ходу открыл стрельбу по гитлеровцам, а пехотинцы, соскочив на землю, залегли и окопались. Это была помощь друзей, и моряки воспрянули духом. Мотористы лихорадочно латали покалеченные двигатели.

Не долгой была радость. Страшно вскрикнул боцман у пулемета. Все думали, что ранен боцман, а он, перестав стрелять, протянул руку к берегу:

— Танк! Танк горит!

Да, советский танк пылал. Танкисты выскочили из люка и, прячась за своей машиной, отстреливались.

— На выручку! — приказал морякам командир катера.

Все, кто не был занят ремонтом двигателей, кинулись на берег, взобрались на обрыв и вместе с армейцами стали отбиваться от гитлеровцев.

Не помнит Травин, сколько времени длилась схватка. В дисках совсем не оставалось патронов, когда под обрывом наконец-то заурчал восстановленный двигатель катера. Один из трех. Но звук его показался победной музыкой. Катер получил ход. Значит, есть надежда.

Командир катера, весь черный от копоти, приказал нескольким морякам и пехотинцам держать оборону, а остальным перенести раненых и убитых на корабль. Затем и те, кто держал оборону, спустились к катеру. Дымя, чихая, катер оторвался от берега и пошел вниз по течению.

Рядом с Травиным у пулемета стоял тогда высокий армеец в мокрой от пота гимнастерке. Пулей или осколком ему рассекло щеку. Моряки наскоро перевязали рану. Лицо его в кольце марлевой повязки стало совсем круглым и оттого еще более молодым и задорным.

— Здорово мы их! А вы нас крепко выручили, моряки. Без вас нам бы каюк!

— Нам бы раньше каюк был, если бы вы с танком не подоспели.

— Да, танк жалко, — вздохнул пехотинец. — Но ничего, зато корабль спасли.

На другой день торпедные катера участвовали в переправе. На катере, где служил Травин, вместе с другими пехотинцами шел вчерашний солдат с рассеченной щекой. Он был весел, шутки его вызывали всеобщий хохот. Хотя он нет-нет да и морщился от боли: повязка на щеке заскорузла от крови.

Когда катер ткнулся в берег, этот солдат первым спрыгнул на землю и увлек за собой всех.

— Ну, сейчас зададим им!

Больше Травин не встречал его.

Кто знает, может, он и стоит сейчас рядом с ним. Спросить?.. Но уже нет времени для разговоров.

Травин тронул капитана за рукав и кивнул на экран радиолокатора. Ломаной светящейся полоской на нем обозначался берег.

— Ого! Надо готовиться, — понял пехотинец. — Пойду поговорю со своими хлопцами.

Он покинул мостик.

Забрезжил скупой зимний рассвет. Видны стали огромные пенные валы, несущиеся вдоль бортов катера. Чуть слева по курсу мигали редкие огоньки. Это — берег. Капитан вернулся на мостик и внимательно следил за экраном локатора.

— Подходим, — проговорил Травин. Он по радио отдал распоряжение ведомым катерам. Строй кильватера сменился строем фронта. Смолкли моторы. И вот уже берег рядом, в каком-нибудь десятке метров. Капитан сбежал на палубу. Пехотинцы уже все на ногах, нагруженные своей нелегкой ношей. Офицер поднял руку, чтобы скомандовать «Прыгай», но его остановил Травин:

— Мы вас сухими доставим.

Матрос Гринько, все еще не привыкший к жесткому штормовому костюму, с трудом пробирается между пехотинцами на бак и прыгает в воду. Вслед за ним — боцман. Стоя по грудь в ледяной воде, моряки принимают с катера сходню, перекидывают одним концом на берег. Не достает. Им подают вторую. Теперь, когда соединены обе сходни, образуется дорожка до самого берега. Опора ее посередине— плечи двух моряков.

— Пошел! — хрипло командует боцман.

Пехотинцы один за другим сбегают на берег. Последним уходит капитан. На прощанье он крепко жмет руку Травину.

— Спасибо, моряки!

Командир звена в последний раз пытливо вглядывается в его лицо. Капитан-лейтенант так и не вспомнил, где они встречались. Может быть, это и есть тот пехотинец, который насмерть бился возле горящего танка, чтобы спасти своих друзей моряков?

Но капитан уже на берегу. Отдает распоряжения спокойно, уверенно. И оказывается, он может командовать тихо: его голоса почти не слышно. Часть солдат спешно долбит землю, готовя огневые позиции для минометов и пулеметов. Другие бегут вперед. Тянут провод связисты. Саперы обшаривают берег миноискателями. Послышались выстрелы. Где-то рядом грянули взрывы. Разгорался бой. Учебный, но люди переживают его, как настоящий, и делают все, как положено в бою. Мокрые с ног до головы, синие от холода, боцман и матрос Гринько, выбравшись из воды, занимают свои боевые места.

Катера отходят от берега. Рассекая тяжелую, свинцовую воду, они устремляются в открытое море. А навстречу им — новые корабли. Большие и малые. На палубах — готовые к броску пехотинцы.

«Бой» на побережье принимает полный размах.

Люди напрягали все силы в схватке с океаном. На максимальных оборотах работали турбины, и корпус корабля трясся нетерпеливой дрожью. Но слишком неистов был ветер. Эскадренный миноносец, то взлетая на гребень волны, то по надстройки погружаясь в пенный водоворот, с трудом пробивал себе путь.

А нужно было спешить. За сотни миль терпело бедствие судно, выброшенное на каменистую гряду. Люди попали в беду, им грозила гибель. И моряки шли к ним сквозь шторм.

Наступила ночь. На ходовом мостике эсминца темно. Лишь циферблаты приборов мерцают зеленоватым светом. Командир корабля капитан-лейтенант Струев стоит у машинных телеграфов, схватившись рукой за прикрепленную к стене скобу: иначе не устоять. Уже много часов он вглядывается через смотровое стекло в ревущую мглу. Чуть поодаль от него в тесном полукруглом кресле сидит капитан 1 ранга Печуров, командир дивизиона эсминцев. Он молчит. Может, задремал? Нет, Струев знает, что капитан 1 ранга все видит и все слышит, оценивает каждое его распоряжение. Это стесняет капитан-лейтенанта. Зачем пошел с ним Печуров? Не доверяет ему? Молодой командир самолюбив, малейшая опека его коробит.

— Где мы идем? — спрашивает Печуров.

— Сейчас покажутся острова.

— Как думаете следовать дальше?

— Прежним курсом. — Капитан-лейтенант отвечает хмуро: к чему такие вопросы?

— А я посоветовал бы вам повернуть и идти под защитой островов.

— Это удлинит путь, — возражает Струев.

— Путь измеряется не только расстоянием, но и временем. Там будут слабее ветер и волны — значит, пойдем быстрее.

Капитан-лейтенант неохотно отдает приказание рулевому. Вообще-то он понимает, что комдив прав. Просто обидно, что эта же мысль к нему, командиру корабля, пришла с опозданием.

«Будто он один торопится, — шепчет про себя капитан-лейтенант. — Я, может, больше спешу. Вера совсем расстроилась, когда увидела посыльного с корабля, а Вовка вцепился ручонками, плачет: „Не пущу! Не пущу, папка!“ А его вот никто дома не ждет. Жена к дочерям в Ленинград улетела, она ведь сюда только наездами заглядывает. Тоже мне, семья!»