Василий Милютин - Лаг отсчитывает мили (Рассказы)

— И что же ты там делаешь?

— Я? — сын даже обиделся. — Я провода зачищаю. Иван Васильевич сказал, что я молодец, очень старательный. Во! Мам, — понизил голос сын, — а дядя Ваня совсем теперь другой. Раньше скучный был. Теперь веселый, смеется.

…Накануне праздника капитан-лейтенант пришел домой необычно рано. Сын кинулся к нему:

— У тебя порядок, папа?

— Порядок, малыш. Можешь поздравить: наша боевая часть теперь лучшая на корабле. Даже Митрохин отличником стал.

Сын запрыгал:

— Мама! Я же говорил, говорил, что Иван Васильевич— замечательный дядя. А ты… — И вдруг сын обиженно взглянул на отца — Папа, а зачем ты обманывал, что Иван Васильевич мой брат?

Отец засмеялся, взял сына на руки.

— Нет, дружок, не обманывал. Подрастешь, узнаешь, что матросы для командира — те же сыновья. Вот и получается, что вы с Митрохиным братья.

Мальчуган задумался. Слова отца были туманны для детского ума. И сразу же переключился на другое:

— Папа, а ты ключик к дяде Ване подобрал?

— Подобрал, сынок.

— Да? — встрепенулся мальчуган. — Покажи!

Отец пощекотал мальчугана под подбородком.

— Не один понадобился ключик. Тебе пока не понять этого. Но на один ключик ты можешь взглянуть.

Он поднес сына к зеркалу.

— Погляди, видишь, какой он маленький и забавный.

Сын удивленно смотрел на свое отражение. Состроил ему рожицу. Он так ничего и не понял. Догадывался только, что отец в хорошем настроении. И малыш смеялся и прыгал от радости.

Ешё на улице капитан 3 ранга Гребнев понял, что дома творится неладное. Из открытого окна доносился сердитый голос жены, топот ног, грохот сдвигаемой мебели. Обеспокоенный офицер взбежал по лестнице, распахнул дверь — и замер на пороге комнаты. Вокруг стола, размахивая свернутым в жгут полотенцем, бегала жена. Полы ее халата хлопали, как крылья. Она гонялась за сыном — быстрым, вертким, как угорь.

— Я тебя научу слушаться, негодник!

Егорка, увертываясь от полотенца, упрямо твердил в ответ:

— Все равно не надену! Все равно не надену!

Завидев мужа, Полина Ивановна, набросилась на него:

— Любуйся! Это все твое воспитание.

— Да уж, вы меня воспитываете! — отозвался Егорка, уцепившись в край стола и готовый в любую секунду принять новый старт.

Жена только руками развела. Тяжело опустилась на диван.

— Ты слышишь, слышишь, как он разговаривает! — запричитала она, приложив к глазам душистый платочек. — Хороший отец давно выпорол бы его как следует, чтобы дурь поубавилась.

— Придется, — многозначительно вздохнул отец и снял ремень. Схватив Егорку за руку, он затащил его в спальню, прикрыл дверь.

— Драться будешь? — угрюмо спросил сын.

— Не драться, а наказывать. Ты совсем от рук отбился.

— Ну и пожалуйста. И никто тебя не боится! — А глаза с опаской устремлены на ремень. — Я вот пойду в политотдел и расскажу, как вы деретесь. Жить мне не даете.

Теперь и у отца всерьез руки зачесались. Замахнулся ремнем:

— Ах, ты… грозить вздумал!.. Камса ты, комар несчастный.

— И вовсе я не комар! — взвизгнул сын. — Я человек!

— Осьмушка человека, вот кто ты.

— Her, целый человек! Думаете, я ничего не понимаю, да?

До этого сухие глаза мальчугана вдруг наполнились слезами. Обеими руками он обхватил отца, ткнулся лицом в его китель. Худенькие плечи сотрясались от рыданий. Всхлипывая, захлебываясь, Егорка все крепче прижимался к отцу. Тот с трудом разбирал его бормотание:

— Наша учительница говорит: «Вы уже большие… в четвертом классе… умейте уважать и себя и других». Велит даже к малышам и девчонкам по-человечески относиться. Я и отношусь. А дома? На меня кричат только. И мамка, и бабка, и Наташка. Будто я ничего не понимаю…

Отец медленно опустил ремень. Потрепал шелковистый вихор на голове сына, погладил вздрагивающие плечи.

— Ну успокойся. Ты мне расскажи толком, что произошло.

— Да! На улице вон как тепло, а мамка куртку заставляет надеть. Зачем? Париться, да?

— А куда ты собрался?

— Иа рыбалку.

— Слушай, — отец повернул к себе мокрое лицо сына. — Мама-то ведь права: рыбаки всегда потеплей одеваются. Мало ли что может случиться. Я бы на твоем месте спасибо за совет сказал. Жарко — снял куртку и постелил ее на камни — сидеть будет мягче.

Отец достал платок, вытер сыну щеки.

— Иди, рыбачь. Ты где, на молу будешь? Захвати и мои удочки.

— Придешь? — встрепенулся сын. Глаза его засияли.

— Приду.

От слез и следа не осталось. Мальчуган завороженно взглянул на отца и вихрем выскочил из комнаты.

Вошла жена.

— Вот что значит отцовская рука, — сказала она с глубоким вздохом. — Безо всякого куртку надел. И еду захватил. А ведь два часа с ним билась. Уперся как баран: «Ничего не возьму!» Ты с ним чаще построже разговаривай.

— Да, построже… — задумчиво проговорил муж. Он обнял жену и усадил ее в кресло. — Поля, а ты объяснила ему, зачем куртка нужна?

— Ясно, объяснила. Сказала: «Раз мама велит — значит, делай».

Муж помолчал. Затем заговорил вполголоса, словно думая вслух:

— Раз велят, так делай… Сегодня матрос ко мне пришел: «Товарищ командир, вы приказали рубку покрасить, а там краска еще совсем хорошая». И кто говорит — мальчишка, на корабле без году неделю служит. Я отругал его и взыскание всыпал.

Жена обиженно покосилась на мужа:

— При чем тут матрос, Степа? Мы же о сыне…

— Мы о воспитании говорим с тобой, Поля.

Полина Ивановна пожала плечами. К чему клонит муж?

А тот уже был целиком поглощен своими мыслями. Подошел к телефону, снял трубку, набрал номер.

— Петр Корнеевич? К покраске рубки еще не приступили?.. И не начинайте. Да вот еще что: в карточку Иванова взыскание не вписывайте. Да, да, отменяю. Скажите ему, а после я сам извинюсь перед ним… Удобно ли? Куда удобнее, чем наказывать без вины.

Капитан 3 ранга положил трубку и только теперь заметил, что до сих пор держит в руке ремень. Поморщившись, словно от ожога, он кинул его в угол.

Мушкель — деревянный молот.