Лоран Бине - HHhH

И вот уже ровно в девять в город въезжает первый немецкий танк.

На самом деле я понятия не имею, въехал ли первым на улицы Праги именно танк. Вроде бы передовые части состояли в основном из мотоциклистов – просто на мотоциклах и на мотоциклах с колясками.

Ладно, пусть так: в девять часов утра в чешскую столицу въезжают немецкие солдаты на мотоциклах. И видят там, с одной стороны, местных немцев, которые бурно приветствуют их как освободителей, – и спадает не покидавшее их в течение нескольких дней нервное напряжение, а с другой – чехов, размахивающих кулаками, выкрикивающих угрозы, распевающих свой национальный гимн, – и от этого в них все больше нарастает тревога.

На Вацлавской площади (для Праги она то же, что Елисейские Поля для Парижа) – плотная толпа, да и на главных улицах города вермахтовские грузовики вскоре уже не могут продвигаться вперед, заблокированные манифестантами. В эти минуты немцы не очень-то понимают, что делать дальше.

Вот только до восстания еще далеко. Да, народ вышел на улицы, но сопротивление ограничивается тем, что манифестанты кидают в захватчиков… снежки.

Главные стратегические объекты: аэропорт, военное министерство, а главное – центр государственной власти, возвышающийся над столицей замок Градчаны, – удалось взять не то что без кровопролития, но без единого выстрела. Еще не пробило и десяти, а артиллерийские батареи уже расположились на крепостных стенах и обратили дула к Нижнему городу.

Все проблемы сводятся теперь только к передвижению: немецким машинам ох как тяжело приходится под снежной бурей, и в самых разных местах можно увидеть то замерший из-за поломки грузовик, то танк, в котором отказала ходовая часть. Кроме того, немцы с трудом ориентируются в лабиринте пражских улиц. Они спрашивают дорогу у чешских полицейских, и те отвечают с безупречной вежливостью – вероятно, сказывается «павловский рефлекс» уважения к мундиру… Идущая вверх от площади Малой Страны к Пражскому граду сказочно красивая Нерудова улица с удивительными гербами, эмблемами и вывесками на каждом доме перегорожена заблудившимся броневиком. Пока шофер узнаёт дорогу, вокруг машины собирается молчаливая толпа чешских ротозеев, и солдат, высунувшийся из башенки на крыше, не снимает пальца с гашетки ручного пулемета. Но ничего не происходит. Генералу, командующему немецким авангардом, не на что пожаловаться, кроме мелких актов саботажа: всего-то и было что несколько проколотых шин.

Гитлер может спокойно готовить свой визит в столицу Чехии – город «обезопасили» еще до конца дня. По берегам Влтавы мирно проходят конные части, объявлен комендантский час: чехам запрещено появляться на улице после двадцати часов; у входа в официальные здания расставлены часовые, у каждого – винтовка со штыком. Прага сдалась без боя. Грязные мостовые, мокрый снег… Для чехов начинается долгая, очень долгая зима.

Мимо бесконечной, ползущей, как змея, по обледеневшей дороге колонны солдат с трудом продвигается к Праге кортеж из «мерседесов». В путь отправились самые видные персонажи гитлеровской клики – Геринг, Риббентроп, Борман. А в личном автомобиле фюрера рядом с Гиммлером сидит Гейдрих.

О чем он сейчас думает – сейчас, когда после долгой дороги они прибыли наконец к месту назначения? Волнует ли его красота «города ста башен»? А может быть, его не занимает ничто на свете, кроме предоставленной ему из ряда вон выходящей привилегии? Или его раздражает, что кортеж все время путается и с трудом отыскивает дорогу в городе, которым фюрер овладел только сегодня утром? Или… или его похожий на счетную машину мозг уже начинает планировать невиданную карьеру с истоками здесь, в древней столице Чехии?

Будущий Пражский палач, тот, кому сами чехи дадут еще и прозвище Мясник, знакомится с городом богемских королей: улицы безлюдны, опустошены комендантским часом; на заснеженных и грязных мостовых – отчетливые следы колес и гусениц немецкой армии; в только что занятой оккупантами Праге все спокойно, и это впечатляет; в витринах лавок – хрустальная посуда или колбасное изобилие; в центре Старого города – оперный театр, где дают моцартовского «Дон Жуана»; движение левостороннее, как в Англии; к замку, стоящему на холме в прекрасном одиночестве, ведет вьющаяся серпантином дорога; главные ворота – они под охраной эсэсовцев – украшены статуями – великолепными, но вызывающими тревогу… [109]

Кортеж подъезжает к зданию, которое еще вчера называли президентским дворцом. Сегодня – совсем другое дело: над Градчанами полощется флаг со свастикой, и это означает, что прибыли новые хозяева. Когда Гаха вернется из Берлина, – а пока поезд президента, очень вовремя застрявший в Германии, так еще и не пришел – его проведут через служебный вход. Думаю, он, обрадованный накануне тем, что его принимали как главу государства, до конца прочувствует всю иронию этого нынешнего унижения. Президент теперь всего лишь марионетка, и мы ему это покажем.

Гитлеровский кортеж располагается на постой в замке. Фюрер поднимается наверх. Есть знаменитая фотография: Гитлер стоит у открытого окна, опираясь ладонями на подоконник, и всматривается в лежащий перед ним город. Лицо у него при этом очень довольное. Потом он приказывает устроить для него ужин при свечах в одной из столовых, и Гейдрих обязательно запишет, что фюрер выпил самого знаменитого чешского пива – Pilsner Urquell [110] – и закусил его ломтиком чешского же окорока, а ведь он обычно не пьет и он вегетарианец! Обычно, но не теперь. Теперь он это делает, повторяя, что Чехословакии больше не существует. Наверное, хочет отметить важность для Истории этого дня, 15 марта 1939 года, еще и отступлением от правил, от собственных привычек.

На следующий день, 16 марта 1939 года, Гитлер выступает с таким заявлением:

«В течение тысячи лет провинции Богемия и Моравия составляли часть жизненного пространства германского народа… Чехословакия показала внутреннюю неспособность выжить и поэтому ныне пала жертвой фактического распада. Германский рейх не может терпеть постоянные потрясения в этом районе, и теперь он намерен восстановить основания разумного порядка в Центральной Европе. Ибо тысяча лет исторического развития уже доказала, что благодаря своему величию и внутренним качествам лишь германский народ может осуществить эту задачу» [111].

Затем, ближе к вечеру, он покидает Прагу, и больше никогда ноги его здесь не будет. Гейдрих уезжает вместе с фюрером, но он-то вернется.

«В течение тысячи лет провинции Богемия и Моравия составляли часть жизненного пространства германского народа…»