Роузи Кукла - Апсары - пилоты небесных колесниц

Теперь вам понято, куда мы попали?

Но я отвлекся. Объяснил Маусэю, что нужна сварка. Он понял и вот мы уже едем с ним в город. Как он мне сказал на завод, к его знакомому. Я с облегчением еду, хоть на секунду оторвался то вертолета и потом, слава богу, что все же завод придет мне на помощь. А то я просто измучился с каким–то их ремесленником, что Маусэй привел. Я ему и так и эдак, и рассказал, и показал, как надо обтекатель сделать. И он сделал! Правда, из жести! Банки какие–то раскроил, вырезал и сделал. Наши мужики только удивились. Это надо же, как он смог и все на глазок. Ничего, загрунтовали, покрасили, отверстия подогнали и прикрутили. Сойдет! А вот с рамой под пулемет, так мне нельзя. Еще вырвет его и стрелка убьет. Потому и еду с Маусэем на завод.

Заерзал. Говорю, а куда же мы едем, все время жилые кварталы, а где же тот завод?

— А вот, Жора и завод! Я же говорил тебе, что они все умеют. Смотри, как работают!

Стою и немею. В нише, под домом, стоят несколько станков и возятся рабочие. Что–то точат и сверлят. Другие варят и искры летят во все стороны.

— Красиво! — Говорит Маусэй. — А вот и хозяин, мой родственник.

Представляет. Я с ними стою и чертеж поясняю, и что надо сделать. Пока говорю, все никак не могу отделаться от странного ощущения, чего–то не реального. От чего так?

Уже прощаемся и только сейчас понимаю. Вижу, как рабочий какой–то согнулся в три погибели, а сам оголенной ногой, придерживает деталь, зажимает ее тисками. А тиски те, забетонированы прямо на полу. Никакого верстака нет! И потом смотрю, что так же многие сгорбились, что–то пилят и режут, детали придерживая босой ногой! Ну, все думаю. Они мне, эти, с ногами своими наработают!

Но, к слову сказать, ничего получилось у них. Тот пулемет так и улетел и стрелял. Я подставку залез проверять, после вылета. Вся боковая створка на вертолете в пустых гильзах засыпана, а подставка наша ничего, держится, а на ней пулемет наш стоит. И не трещинки и даже краска на ней не облупилась! Вот как оказывается можно летать на подножной цивилизации!

Приезжаем на работу, а вдоль стены топчутся те самые бравые военные, что меня разбудили сегодня поутру, те военные, которых с воплями везли на КАМАЗАХ с двухцветными галстуками. Только теперь они все какие–то тихие, можно сказать и забитые. Стоят в строю, образовав безликую массу зашарканных и запуганных солдатиков. Глянул и в сердцах выругался. Это же надо, подумал, одним погоны и звания, а другим вот вперед, на амбразуры, грудью. Жалко ведь солдатиков!

Потом работаем напряженно, нам некогда, так как все наши графики перевернули заказчики, и мы, в срочном порядке, довооружаем наш вертолет. Его решают бросить в поддержку наступления вот этим солдатикам.

Расстелил электрическую схему и пока разбираюсь с ней, на минутку отвлекся, глянул через открытый иллюминатор в ангар. Что за черт! Это что еще за карлик? Смотрю и глазам своим не верю. Только сейчас вижу, что рядом с солдатом в одном строю женщина с ребенком. Но все в камуфляже и поэтому я их, сначала не заметил даже. Присматриваюсь и вижу, что рядом в одном строю еще женщины. Одна, две, насчитал пять солдаток. Они так же, в форме камуфляжной, а в руках, помимо автомата у кого что. У одной котел с крышкой, у другой чайник, у третей торба какая–то за плечами. Спрашиваю генерала Маусея. Он отвечает, что женщины те, это солдатские жены и они так все. С мужем везде и в казарме и на войну вместе. Ведь если они муж и жена, то по вере Буддийской им во всем надо быть теперь вместе до самого конца. Он в наступлении, она тут же с котелком, рис варит, мужа ведь кормить надо. Он отступает, она автомат в руки и его прикрывает. Вот как у нас, говорит. А у вас, разве не так?

— Так, так! — Бубню, а сам поражаюсь уже неоднократно их взаимоотношениям в семье и быте.

Это вообще что–то невероятное, выходящее за мое понимание. У них муж неприкасаемый авторитет, потому и в семьях у них тишина и порядок. У них, в семьях нет разводов. Вообще нет! И они даже представить себе не могут, как такое может быть. Они все время говорят, что брак, он же не людьми придуман, а их Богом, Буддой. И уж если их судьба соединила, то уже на века. И никаких тебе разводов! Нет такого у них статуса у женщин. Вдовой может быть, но разведенной, никогда! Кстати и вдовой–то, оказывается, быть не менее опасно. Во–первых, это как пятно на ней, мол, мужа плохо любила, не уберегла и его в наказание ей Будда у нее отобрал. Во–вторых, ей уже никогда не выйти замуж! Так и останется одна. И потом самое главное в ее жизни испытание. Испытание огнем!

Видимо из–за того, что подпочвенная вода рядом они не хоронят в земле, а сжигают людей и пепел их развивают. Вспомнил, что первые дни, пока работали в ангаре до нашего слуха доносился с того края аэродрома, за километр от нас какие–то нежные и певучие переливы из буддийских храмов. Поначалу они показались нам даже приятными. Так, работаешь и слышишь издалека эти самые тили–динь, динь–динь. Воздух накаливался и все время без ветра, потому и слышали эти звуки отчетливо за километр. Как–то особенно громко и долго эта музыка играла. Спросил Моусея. Что это там происходит. А он вздохнул печально и произнес, что это от того, что там монахи отправляют души умерших, на облака к Будде. А музыка та, печальная и пока горит погребальный костер, то она все время играет. Понятно? Вот теперь–то понятно! А мы–то думали? А там оказывается местная фабрика души умерших и тела перерабатывает.

Так вот, относительно испытания вдов. Когда мужа кремируют на костре, то все родственники вокруг стоят, взявшись крепко за руки. И вдова среди них, живых, стоит и ее держит за руку мать мужа или сестра. А по вере их она должна быть с ним всегда! Вот и рвется она к нему туда. И тут–то вся правда и вылезает. Если невестка была с матерью мужа или сестрой груба, не добра, то свою руку та отпускает и вдова к нему упорхнет. А если нет и ее жалко, то она ее крепко держит за руку, не дает ей погибнуть в священном костре поминальном. А еще, она тем самым как бы ей обещает до конца своей жизни ее кормить и поить. Ведь кому она вдовая теперь будет нужна? Кто о ней будет заботиться, кормить одевать? Вот у них, как оказывается!

Потом, когда тут встретились с нашими, то узнали такую историю о преданности камбоджийских женщин.

Пока был союз, здесь работала обширная колония из советских специалистов. Они их учили всему, практикой и работами с техникой руководили. Кстати и на аэродроме столицы им помощь в обслуживании авиатехники оказывали больше сотни авиаторов из России и Украины, Белоруссии. А когда союз рухнул, то почти все улетели, осталась только кучка искателей приключений из наших. Контроля со стороны уже не стало и они, как здесь и бывало, купили себе по девочке на базаре. Так у них здесь было принято, лишние рты родители продавали на базарах. Девочки, девочками, а ведь эти балбесы совсем не учли здешние обычаи, семейные традиции и их интересы. Раз купил, взял к себе в дом, то не просто кормить и любить обязан, а потом на всю жизнь она так и будет уже только с ним. Их вообще нельзя бросить! Если поступишь так, то они тут же погибнут, потому что у них не окажется никакого социального статуса в местном обществе, и они станут хуже и ниже по социальному положению, чем отбросы общества. А что это значит? Да ничего, мученье и быструю гибель без воды и еды. Ведь таким, брошенным женщинам, никто и кружки воды не подаст, не то, что чашку риса. Пока эти балбесы тут проживали, все у них было, в порядке. Куда он едет, то и она с ним рядом. И так всюду и везде. И потом, как мне наши из местных рассказывали, что камбоджийки удивительно отзывчивы и внимательны. Говорили о них так, что как только мужчина вошел в дом, еще не успел даже подумать, как она уже ему что–то подносит, что–то подает и все то, что хотел, о чем даже подумать не успел. Прямо, как на сеансе у телепата! А о самопожертвовании жен я уже говорил. Ведь кто из наших, бросится следом в огонь за отлетающей душой мужа? А они все, так и рвутся. А вот отпустят их родственники или нет, так это от их всей жизни в семье зависит. Потому они это знают и помнят, потому может и стараются. Ну, такая идиллия у наших балбесов долго не могла длиться, когда–то, а надо ведь и домой уезжать. Эту сцену прощания, потом долго помнили те местные из наших, кто здесь все еще оставался. Говорили, что не только девочки, а все они взрослые мужики просто рыдали, когда с ними лежащими на бетонке аэродрома прощались. А их местные жены, лица себе до крови раздирали и всю на себе одежду в клочья рвали. Вот так–то! Это я для тех, очередных и любителей экстремального секса, в назидание и для острастки рассказываю. Пусть подумают, прежде чем покупать себе на базарах девочек или женщин.