Игорь Гергенрёдер - Комбинации против Хода Истории[сборник повестей]

Володя в почти истерическом подъёме выделил:

— А я — не такой, не–е–ет! Я — не расейский, не от Расеи я. А — послан в Россию! — он тщательно выговорил «Россию». — Послан из процветания, так как тем и превозносит Творец, что посылает отличаемых в свою Россию, чтобы служили ей с любовью, которая больше любви к процветанию.

— Экое бесстыдство — такую болтовню разводить! — возмущённо рявкнул Онуфриев.

— Когда я себя понял, — с жаром продолжал Володя, обращаясь к Роговскому, — так чего ж я ещё и мог, как не отдать себя на искоренение преступников России?

Не лишённое красоты лицо Роговского исказилось:

— А правительство, чиновники–казнокрады, судьи–мздоимцы, воры, что купаются в роскоши, — не преступники?

— Преступники и они, как же иначе?! — согласился Володя. — Но они против Творца не восстают, Его не хулят, и Он в своё время Сам своими путями их приберёт. Мы же в том Ему поможем и тем свою жизнь перед Ним оправдаем, что будем скрупулёзно действовать против набольших преступников. Таковыми я считал эсеров, но вышло: набольшие преступники — большевики. Потому пришёл я к вам, чтобы без всякой пощады к своей жизни действовать против большевиков!

«Играть он умеет, — в суетливом волнении думал Евгений Фёдорович, — но тут не только игра… Эти «диалоги с Создателем»… Непомернейшая, прямо–таки фантастическая гордость! Ничьё мнение для него не будет свято, и уже из–за этого, по самой коренной сути своей, он — злейший враг».

Евгений Фёдорович выплеснул:

— Всё то, что вы сейчас произнесли, — если вы только сами в это верите, — есть вопль уродливо–раздутого самомнения. Чтобы тешить его, чтобы отнимать жизни, вы выбрали стезю провокатора. И к нам вы теперь явились, влекомые

гнусной, ненасытной жаждой брать, брать жизни…

Володя стремительно подался вперёд, клонясь в рывке, выхватил из–за голенища бритву и молниеносно взмахнул ею перед лицом сидящего на диване Роговского:

— И р-раз! И два!

На него запоздало навалились, заломили руку с бритвой.

— У вас кадык — надвое! — вырываясь, хрипел в лицо господину Володя. — Я вас, считайте, уже два раза полоснул! Вот какие у вас охранители…

Его ударили кулаком по затылку, но он закончил:

— Бритву просмотрели — мастера! То–то красная разведка действует без препятствий…

— Не бейте его! — выдохнул в отпускающем сердечном холодке Роговский. —

Свяжите.

Ромеев бился, зажатый тремя дружинниками:

— Прямая вам по–ольза от меня–а–аа! Как нужен я вам, ну–ужен!

«С чего бы ему быть столь смелым? — больно стучало в голове Евгения Фёдоровича. — Рассчитывает на защиту офицеров! Может, имеет основания — знает кого–то? Сколько их, монархистов, кадетов, пока в одном лагере с нами…»

— О большевиках помыслите! — вдруг жалобно и точно потеряв голос, просипел Володя. — Вот уж — Зло–оо! вот — Сила–аа… Дурачочки вы против них, глупыши белопузые. У них — клыки-с! Порвут они вас и проглотят… Дайте мне поработать против них, вусмерть выложиться, а там — цедите мою кровь по капле…

«Нет ли у него кого здесь, в контрразведке?» — кольнуло Роговского. Он медленно сказал:

— Вы опрометчиво посчитали нас глупцами. Мы знаем о заговоре! В нём участвуют часть офицеров и лица, подобные вам. Готовится свержение нашего правительства народных представителей, дабы установить военную диктатуру. — Евгений Фёдорович резко поднялся с дивана. — Вы прибыли для связи. От кого? К кому?

Открылась дверь, из коридора донеслись голоса. Вошедший Панкеев доложил: волнуются солдаты.

— Кто? — нарочито недоумевающе воззрился на него Онуфриев.

Поручик объяснил: Ромеев и несколько добровольцев задержали троих. Личности весьма подозрительные. Солдаты спрашивают: почему вцепились в Ромеева, а арестованными не занимаются?

Онуфриев — демонстративно — тяжело, скорбно вздохнул:

— Солдаты — спрашивают!.. — со смиренным видом пожал плечами: — Что же-с, армия — Народная… Займитесь арестованными.

— Па–а–звольте! — вмешался министр. — Арестовал — он?! — ткнул пальцем в Володю, стоявшего со связанными за спиной руками. — О–о–он?! — широко расставив ноги в шевровых сапогах, Роговский пристально вгляделся в полковника. — Вы что же… ничего не вынесли из услышанного здесь?

Онуфриев принял подчёркнуто озабоченное, мрачное выражение,

приблизился к Володе:

— Я вижу всё, что вы пытаетесь скрыть!

В глубине души Василий Ильич считал невиновными большинство тех, кого забирали подчинённые ему люди: за исключением разве что бандитов, которых посчастливилось схватить на месте преступления. И сейчас думалось: трое, о ком было доложено, невиновны. Да и с этим бывшим агентом не стоило бы теперь сводить счёты. Вероятно, он претерпел от большевиков такое, что повредился в рассудке: к кому принесло? Ну и враки его сами за себя говорят.

— Василий Ильич, — обратился к начальнику Панкеев, — разрешите, я займусь арестованными?

— Погодите, — Онуфриев вопросительно смотрел на министра: — Так вы полагаете…

Тот картинно указал на Володю:

— Займитесь им! А те… вы уверены, что он не хочет вашими руками взять их жизни?

«Не к полковнику ли Ромеев шёл?» — сверлила между тем мысль.

Онуфриев сказал осторожно:

— Отпустим их…

— Решайте, — зловеще произнёс Роговский. — А мы — посмотрим…

Володя умоляюще вскричал:

— На колени встану! Я — фон Риббек — на колени! Но не отпускайте вы их, вся ихняя сеть в руках у вас…

— От себя отводит, — с деланно–торжествующей уверенностью заявил Роговский Онуфриеву, следя за его лицом, стремясь проникнуть в его мысли. — Нас интересует действительная сеть, и я требую результатов, полковник!

Ромеевым занялись, а Панкееву было приказано позаботиться, чтобы троих задержанных отпустили.

С солдатами к пакгаузам отправился дружинник. Быбин по пути возмущался:

— Без проверки — и враз отпустить! А кто они, как не разведчики?

Шикунов подхватил вежливо–ласково, будто он не досадует, а говорит любезность:

— Зато умелого, умного человека сцапали. Впились в него!

По–всегдашнему пасмурный Лушин ввернул со сварливой, злой нотой:

— Видать, много чего есть за ним…

— Но он — за нас! — воскликнул Сизорин, заглянул в лицо Лушину: — И не жалко вам, что он погибает? — отскочил, пряча выступившие слёзы.

Дружиннику указали отделение пакгауза, где были заперты трое. Он отодвинул засов, распахнул дверь. Тотчас из помещения донёсся громкий голос барышни:

— О, новое лицо! Наконец–то! Голубчик, вы знаете, какие–то пьяные люди нас заперли… хотели надо мной надругаться, ограбить. Я пожалуюсь генералу!