Леонид Рязанов - Командир гвардейского корпуса «илов»

Вот ведущий группы «яков» снизу атаковал вражеского флагмана и ударил пропеллером по хвостовому оперению самолета. Тот качнулся и, беспорядочно кружась, пошел вниз. Мгновение — и «хейнкель» скрылся в днепровских водах.

Лишившись флагмана и опасаясь новых атак советких истребителей, фашистские самолеты повернули обратно. Василий Георгиевич отер платком выступившую лице испарину и перевел дух. Небо над переправой было чистым, лишь где-то в вышине барражировала новая, только что прилетевшая шестерка истребителей из дивизии генерала К. Г. Баранчука.

— Ваше приказание выполнено. Бомбардировщики врага рассеяны, товарищ главнокомандующий.

— Ну что же, спасибо. Огромное спасибо и тебе, и твоим летчикам за переправу. Ведущего штурмовиков представить к званию Героя Советского Союза, остальных — к орденам. Капитану Луганскому за личную храбрость... Это он фашиста таранил?

— Так точно, он, Луганский.

— Ему орден Александра Невского, за храбрость и умение. Ну а тебе, командир корпуса, задание прежнее — прикрыть наш плацдарм и переправы.

И маршал покинул командный пункт, крепко пожав на прощание руку Рязанову и командиру стрелковой дивизии.

— Что будем делать дальше? — спросил Василий Георгиевич генерал-майора.

— Может, пока затишье, позавтракаем? — предложил комдив.

Но Рязанов уже услышал знакомый гул приближающихся штурмовиков.

— Нет, командир, завтрак придется снова отложить. Слышишь, мои подходят... — Василий Георгиевич взял микрофон: — Пошивальников! Работайте на переднем крае. Не заденьте плацдарм.

Тяжелые штурмовики пересекли ленту Днепра и начали утюжить вражеские позиции. Видно было, как огрызалась зенитная артиллерия, но «илы» продолжали «клевать» землю.

Командир дивизии бросился к телефону:

— Загоруйко, к атаке готов? Ну вот и хорошо. Давай двигай вперед, пока тебя авиация прикрывает.

Василий Георгиевич поднял бинокль. Было видно, как из наших окопов поднялись редкие цепи атакующих. А «илы» эскадрильи Пошивальникова, выходя из атаки, разворачивались своеобразным веером. Сейчас они уйдут домой. Три захода уже сделано. Ясно: ни бомб, ни «эрэсов», ни снарядов у штурмовиков уже нет. Только небольшой запас патронов у стрелков — на всякий случай, чтобы отбиться от вражеских истребителей. А фигурки атакующих еще не достигли окопов противника...

— Степан, — генерал говорил в микрофон совсем тихо, — нужен еще один заход. Пойми — пехота атакует. Давай, хотя бы холостой...

И вновь развернулись штурмовики Пошивальникова. Они снизились почти до самой земли. Беспрерывные штурмовки не давали поднять головы фашистам. Они опомнились, когда в их окопы ворвались атакующие, и закипела рукопашная...

Генерал-майор торопливо схватил трубку полевого телефона:

— Загоруйко! Ну как? Полный порядок? Хорошо. Немедленно переводи вперед все части. И закрепляйся. Фашисты могут атаковать и ночью... Да, пришлю...

Командир дивизии повернулся к Рязанову: — Спасибо, авиация. Почти вдвое плацдарм расширили. Теперь нас шиш в Днепре искупаешь. Теперь мы на коне... — И удивленно воскликнул: — Смотрите, уже и шарик садится. Ну и денек!.. Давайте, товарищ генерал-лейтенант, пообедаем у нас. Хотя какой это обед, скорее, ужин...

У Василия Георгиевича выдался один из немногих более или менее спокойных вечеров. Он только что побывал в бане и сейчас, расстегнув китель, блаженствовал за стаканом крепкого чая. Резкий телефонный звонок нарушил чаепитие. Генерал взял трубку.

— Да, слушаю. Так... Так... Что значит «одноглазый»? Кто, Драченко? Этот разведчик? Ну и как? Завтра его в полет не выпускайте. Утром прилечу — решим...

Василий Георгиевич, волнуясь, прошел по скрипучим половицам пола.

— Вот чертов летун! Наделал делов. Он, видите ли, воевать хочет, а тут ломай голову, как с ним поступить. Хотя, что я раздумываю, соберем завтра комиссию, проверим технику пилотирования. Если все нормально, пусть воюет [2] В 1943 г. И. Г. Драченко был сбит. Фашисты вырезали ему один глаз. Он бежал из плена. Из госпиталя вернулся с глазным протезом, о котором никто в полку не знал. .

...Утром на летном поле части собралась целая комиссия из лучших пилотов корпуса. Ждали генерала. Вскоре показался всем знакомый самолет Рязанова. Он сделал круг над аэродромом, потом скользнул вниз и вот уже, тарахтя мотором, зарулил на стоянку. Генерал, прилетевший вместе с подполковником Володиным, поздоровался с летчиками. Потом, увидев стоящего чуть в стороне Драченко, подошел к нему и тихо спросил:

— Как, волнуешься? Ничего, все будет нормально. — И, оглядев ежившихся от январского мороза летчиков, громко добавил: — Комиссия, кажется, вся в сборе. С чего начнем? С проверки техники пилотирования или беседы с медициной?

Невысокий военврач подошел к генералу:

— Мы, медики, считаем проверку бесполезной. Человек, имея один глаз, летать на боевом самолете не может. Это наше твердое мнение.

Рязанов хитро прищурился:

— Значит, не может летать? Так... А что скажет медицина, если я назову имя одного американского летчика-испытателя? О Вилли Посте, надеюсь, слышали, товарищ военврач? Тоже только один глаз имел, а как летал! Да и Драченко не первый месяц на фронте, вчера в полете был. Так что начнем проверку. Давай, Драченко, вылетай. Покажи медицине, на что способен советский человек, когда Родину защищает. И не волнуйся... Подполковник Володин полетит вместе с тобой.

Доброжелательное отношение командира корпуса сняло остатки волнения. А когда заработал мотор и штурмовик пошел на взлет, Драченко уже был совсем спокоен. Но помня, что внизу, на старте, за его полетом наблюдает такая авторитетная комиссия, постарался выжать из своего штурмовика все. Левый вираж, правый. Крутое пике и вновь набор высоты. Казалось, самолет сам переходил из одной фигуры высшего пилотажа в другую. Потом летчик совершил аккуратную «коробочку» над аэродромом и сел точно у посадочного знака. Выключив двигатель, Драченко откинул фонарь и, спрыгнув на землю, неторопливо пошел к комиссии. Вскинул ладонь к шлему:

— Товарищ генерал! Старший сержант Драченко полет закончил. Разрешите получить замечания.

Командир корпуса обнял пилота.

— Какие замечания? Да если б у меня все так летали... Как, комиссия?

Летчики подтвердили мнение генерала. Один военврач не согласился:

— Летать, конечно, он может, но только в хорошую погоду. А в плохую...

Василий Георгиевич перебил врача:

— Ладно, в плохую погоду вылетать Драченко будет лишь по моему разрешению... — И тихо добавил: — Не волнуйся, Иван. Надо же медицине уступку сделать. А воевать — воюй на здоровье.

И Драченко продолжал воевать. Почти ежедневно, если позволяла погода, водил группы на штурмовку, «свободную охоту», а то и в одиночку вылетал на разведку. И нередко в шлемофоне слышал знакомый басок генерала: