Марина Чечнева - Небо остается нашим

Мерно рокочет мотор. Стараюсь его не перегружать, иду на умеренном экономичном режиме. Под плоскостями 180 килограммов бомб. Это не так много, но и не мало. Во всяком случае, если все положить в цель, то их будет вполне достаточно, чтобы разметать вражескую батарею, пустить под откос железнодорожный состав или навсегда вогнать в землю несколько десятков фашистских вояк.

Ровно работает мотор. Тугая струя воздуха бьет в козырек, и он чуть вибрирует. Фосфоресцируют в темноте кабины цифры на приборных досках. Внимательно слежу за показаниями приборов, то и дело посматриваю на часы. Каким-то шестым чувством ощущаю, что скоро фронт. Еще немного - и в небо вонзятся иглы прожекторных лучей, залают внизу вражеские зенитки.

- Приготовиться, - говорит штурман, - мы на подходе. Выдерживай заданный режим полета. Буду засекать огневые точки.

Но делать этого не пришлось. Когда пересекали линию фронта, гитлеровцы не произвели ни единого выстрела. Подходим к цели, ждем ураганного огня, а его нет и нет. Высота 900 метров. Впереди по курсу экипаж нашего командира звена Тани Макаровой сбросил осветительные бомбы, а немного погодя последовала серия взрывов. Но удивительное дело - противник снова почему-то молчит. Осведомляюсь у штурмана, не сбились ли мы с курса.

- Нет, все время шли абсолютно точно. [61]

- Тогда почему не стреляют?

- Не знаю, - помедлив, отвечает Ольга - Но идем мы правильно.

- Может, еще не дошли до цели?

- Это исключено, - уверяет Клюева. - Цель под нами. Расчетное время истекло. Присмотрись к ориентирам.

Я веду машину дальше, напряженно гляжу на землю. Однако местность внизу незнакомая. Делаю разворот и возвращаюсь назад. Ольга была права. Она сбрасывает САБ. В свете их, выхваченная из мрака, отчетливо показалась цель.

- Я же говорила, что летели правильно! - торжествующе кричит Клюева. - Буду прицеливаться и сброшу первые бомб:л.

Самолет чуть вздрогнул. И тут же внизу появились взрывы. Но враг опять упорно молчит. Еще толчок: оторвались последние бомбы.

Теперь можно домой. Начало положено, хотя и не так, как думалось. Крещение огнем не состоялось, но задание выполнено.

- Бери обратный курс, - говорит штурман.

- Поздравляю, Оля, с нашими первыми! - кричу я в переговорный аппарат.

- Спасибо, тебя также.

* * *

Отличными летчиками, какими стали мои подруги на фронте, становятся не сразу. Путь в небо - тернистый путь. И не у каждого хватает выдержки пройти его до конца.

Постепенно полк втягивался в боевой ритм. Вылеты следовали один за другим, но враг упорно отмалчивался. Лишь изредка громыхнет случайный выстрел, и вновь тишина. Он не желал реагировать на наши самолеты. Мы стали уже думать, что командование дивизии нарочно поручает нам обрабатывать незначительные малоукрепленные объекты, чтобы постепенно, без потерь дать летчицам возможность привыкнуть к фронтовой обстановке. Но потом выяснилось, что фашисты подтягивали в район наших действий крупные силы для решительного удара по Сталинграду, Грозному, Баку и потому старались не демаскировать себя. [62]

Впрочем, затишье это продолжалось недолго. Однажды мы вылетели на бомбежку живой силы и техники противника на станцию Покровскую, вблизи Таганрога. Вместо Ольги в заднюю кабину моего У-2 села штурман эскадрильи Лариса Розанова. Розанова регулярно вылетала с каждым экипажем эскадрильи, проверяя мастерство летчиц. Узнав, что ее оставляют на земле, Клюева насупилась и пошла было прочь от самолета.

- Ты чего? - остановила я подругу.

- Нашли время для проверки! Сейчас не учеба, а война!

- Розанова для тебя старается. Опыта у нее больше, и мои недостатки она заметит скорее. Так что обижаешься ты напрасно.

- А я и не обижаюсь, - смягчилась Оля. - Просто самой летать хочется.

- Успеешь, налетаешься еще. Будешь рада, когда кто-нибудь подменит тебя в кабине.

- Может, ты и права… Но сейчас у меня нет желания отсиживаться на аэродроме.

- Жди меня. Через два часа, а то и раньше я буду здесь. На второй вылет опять пойдем вместе.

Ольга передернула плечами и скрылась в темноте. Розанова в кабине просматривала штурманские расчеты. Вероятно, она слышала последние слова Клюевой и спросила, что между нами произошло.

- Так, ничего особенного, - уклонилась я от прямого ответа.

И вот мы в воздухе. Стараюсь вести машину без сучка, без задоринки. Пересекаем линию фронта, проходящую по реке Миус. Штурман дает заданный боевой курс. Вот уже повисли в воздухе САБ. Жду, когда внизу раздадутся взрывы. И вдруг… самолет попал в перекрестие прожекторов. Загрохотали зенитки. Не сразу поняв, что случилось, я хотела посмотреть, откуда стреляют. В тот же миг луч прожектора, точно бритва, резанул по глазам. Я на мгновение растерялась и машинально отжала ручку управления. Самолет стал пикировать.

Какая неосторожность! Нужно моментально исправить ошибку, иначе врежемся в землю. Выравниваю машину и веду ее только по приборам. Розанова то и дело командует: «Влево! Вправо!» Но вырваться из перекрестия лучей не удается. А снаряды рвутся все ближе. В свете лучей [63] прожекторов мельком замечаю в плоскостях несколько больших рваных дыр от осколков.

- Держи скорость! Скорость! - кричит Лариса. - Еще вправо! Быстрее маневрируй!

Действую автоматически. В груди ни волнения, ни страха. От напряжения стиснула зубы так, что стало больно. У меня нет ни малейшей возможности следить за обстановкой: все внимание приковано к приборам и командам штурмана, которые, не переставая, звучат в переговорном аппарате. Ревет мотор. Сквозь его рокот я, кажется, слышу, как остервенело бьют внизу зенитки. Кругом мрак, а в центре его, в перекрестии прожекторной вилки, мечется наш маленький У-2. Долго так продолжаться не может. Прошло минут пять, как намертво схватили нас в свои объятия прожекторные лучи. Любой ценой надо вырваться из этого ада. Даю ручку от себя, затем бросаю машину в крутой вираж и вдруг - словно проваливаюсь в темную бездонную пропасть. Перед глазами плывут радужные круги.

- Молодец, Маринка! - слышу возбужденный голос Розановой.

- Это ты, Леся, молодец! - отвечаю штурману эскадрильи.

Обратный путь был нелегок. Израненный самолет плохо слушался рулей. В довершение всего испортилась погода, резко ухудшилась видимость, а до аэродрома еще далеко. Дотянем ли? Я смотрю на приборы. Пока все идет хорошо. Горючего в баках достаточно, мотор работает нормально.

- Все в порядке, - подбадривает меня Лариса, - идем как по струнке.

Я усмехаюсь, но молчу. Лариса не хуже меня видит, в каком состоянии самолет. Как же я благодарна ей за поддержку! Хорошо, когда с тобой верный товарищ и друг. Тогда невозможное становится возможным, прибавляется сил и уверенности. Вот наконец и аэродром.