Марина Чечнева - Небо остается нашим

В Пашковской наш полк разместился на большом аэродроме. Здесь царила разруха. По краям поля сохранились лишь глубокие капониры, где мы прятали свои самолеты от воздушных разведчиков противника.

Со станицей Пашковской связан в моей памяти один, на первый взгляд незначительный, эпизод. Мы долго не вылетали на задание. Наступила темнота, а мы с Ларисой Розановой, Олей Клюевой и Женей Рудневой все сидели [102] в сторонке, о чем-то разговаривая. Мимо нас, совсем рядом, прошла группа молодежи с большими парашютными сумками. Они направлялись к транспортному самолету «Дуглас», стоявшему чуть в стороне от наших У-2. В группе было несколько девушек.

- Вот кому я завидую, - сказала Женя Руднева. - Эти девушки - настоящие героини. Прыгнуть ночью в темноту, оказаться среди фашистов и работать рядом с ними… Для этого нужно много отваги. Я бы, наверное, не смогла…

- А разве не надо смелости, чтобы каждую ночь летать на бомбежку противника на твоей маленькой «ласточке»? - спросила в упор Розанова.

- Это совсем не то, Лара. Я ведь сижу в самолете, а тем девушкам предстоит прыгнуть с парашютом на землю, занятую врагом…

Я, как сейчас, вижу лицо Жени, ее глаза, в которых светится восхищение тем, что ей довелось увидеть…

* * *

Наша работа очень усложнилась. И не только из-за отвратительной погоды. Летать приходилось под сильным заградительным огнем хорошо организованной системы ПВО противника и в сфере действий его истребительной авиации. Нельзя было не учитывать и того обстоятельства, что летали мы в свете прожекторов собственной противовоздушной обороны, над вздернутыми дулами своих орудий. В горячке и суматохе боя - мы-то отлично знали это - всякое могло случиться. Попробуй разберись сразу, что к чему, в той кутерьме, которая творилась в воздухе, когда в небе одновременно действовали десятки своих и чужих самолетов. Не мудрено было попасть и под свой снаряд, тем более ночью.

В районе аэродрома соблюдалась максимальная осторожность, так как к нам частенько заглядывали фашистские самолеты. Поэтому, как правило, мы шли на посадку без бортовых огней, ориентируясь лишь по тщательно замаскированным наземным световым сигналам. Нервы в этой обстановке были напряжены до предела. Выключишь мотор, идешь на посадку, а кругом тьма, сплошная густая тьма, лишь фосфоресцируют в кабине стрелки приборов. Земли не видно, ее приближение угадываешь только тогда, когда в нос начинает бить запах сырости и чернозема. [103]

Но какая под тобой высота? Может, тридцать метров, а может, всего один метр? Еле приметные по курсу посадочные огни только вводят в заблуждение, усиливая впечатление темного провала под плоскостями.

Каждый: мускул у тебя напряжен. Особенно тщательно приходится ловить звуки: страшно услышать поблизости характерный свист воздуха, рассекаемого плоскостями другого У-2. Увидеть его было невозможно, так как бортовых огней мы не зажигали. А вверху, надсадно воя мотором, ходил фашист в ожидании легкой добычи.

Опасность была всюду: над тобой, под тобой, впереди и сзади. Она сжимала со всех сторон, словно тисками. Удивительно ли, что, приземлившись, мы долго приходили в себя. А как только чувствовали, что избавились от нервного перенапряжения и нервная система пришла в норму, тут же опять бросали свою машину в бой, в грохот разрывов, в свистопляску орудийного огня и света. И так каждую ночь. Не всякий даже испытанный, побывавший в переделках летчик выдержит долго подобную нагрузку.

И сейчас, когда все давно отошло в прошлое, я не могу забыть этих ночей. Ох, как они памятны нам! В одну из таких ночей в Ивановской, на аэродроме «подскока», куда мы из Пашковской перелетали перед вечером, полк потерял сразу два экипажа. Это случилось, когда у нас была ночь-максимум - вылеты следовали один за другим до рассвета.

Мы только что приземлились и, сидя в кабине, ждали, когда вооруженны подвесят под плоскости новые бомбы. Я отдыхала, наслаждаясь тишиной, ни о чем не думая, выключив сознание. Молчание нарушила Ольга Клюева:

- Слышишь, Маринка, кажется, фашист идет в сторону нашего аэродрома.

- Опять! - с досадой вырвалось у меня; - А через несколько минут девочкам садиться.

- Ничего, не привыкать.

- Ты же знаешь, Оля, как трудно при посадке не только нам - летчицам, но и вам - штурманам…

- Очень трудно, Марина. С этим я полностью согласна. А что поделаешь?…

Мы помолчали.

- Маринка! [104]

- Да.

- О чем ты сейчас думаешь?

- О соленых огурцах.

- Я серьезно.

- И я не шучу. В Москве у соседки знаешь какие огурцы были! Вот бы сейчас попробовать!

- Просись в отпуск. На попутном самолете туда и обратно - быстро.

- Скажешь тоже! А вообще-то, неплохо бы пройтись сейчас по затемненным улицам Москвы, побывать в театре, - мечтательно произнесла я. - Интересно, какая она сейчас, Москва? А ты, Оля, была в Москве?

- Все собиралась съездить, а тут война. Когда училась в институте и в Саратовском аэроклубе, надеялась прилететь в Москву на воздушный парад. Обязательно побываю там после войны. Ты меня в гости пригласишь. Хорошо?

- Хорошо, Олечка. А вот, кажется, и наши «старички» тарахтят.

Где- то далеко-далеко мерно рокотали во мраке моторы У-2. А фашист -все кружил и кружил над аэродромом.

- Готово, Маринка! - донесся из темноты голос Кати Титовой. - Давай на взлет. Желаю прилететь без дыр.

Я только собралась включить зажигание, как воздух потряс сильный взрыв. Это фашист сбросил бомбы недалеко от аэродрома.

А наши «ласточки» ходили над точкой, выжидая, когда можно произвести посадку.

- Титова, к запуску!

- Есть, к запуску!

- Контакт!

- Есть, контакт!

Я нажала сектор газа. Чихнув несколько раз, взревел мотор. Оторвавшись от земли и набрав высоту, легла на боевой курс. Это был последний наш вылет в ту страшную ночь.

Утром мы узнали, что при заходе на посадку в воздухе столкнулись самолеты Полины Макагон - Лиды Свистуновой и Юли Пашковой - Кати Доспановой.

Катя Доспанова по-прежнему летала с летчицей Юлей Пашковой. Их экипаж успешно отбомбился и уже возвращался на свой аэродром. По расчетам штурмана выходило, [105] что линия фронта осталась позади и самолет находится на подступах к аэродрому. И действительно, Пашкова и Доспанова вскоре увидели лучи приводного маяка и тусклые огоньки посадочных сигналов. Экипаж пошел на посадку. Девушки были уверены, что находятся над своей базой…

Катя очнулась среди обломков самолета и первым делом попыталась вспомнить, что произошло. Она хорошо помнила: самолет пошел на посадку. А что было дальше? Память ничего не сохранила. Прислушавшись, Катя различила невдалеке голос Юли.

Перекинувшись с подругой несколькими словами, Доспанова поняла: Пашковой очень плохо. Юля объяснила, что сидит в самолете, но не может даже пошевелиться. Девушки договорились, что Доспанова сделает несколько выстрелов из пистолета: если придут свои, то помогут, а если явятся фашисты…