Марина Чечнева - Небо остается нашим

Загадочно улыбнувшись, она отошла в сторону, и передо мной предстал - могла ли я подумать! - мой первый инструктор. Я буквально остолбенела от неожиданной радости и, наверное, с минуту стояла с раскрытым ртом, не в состоянии произнести ни слова.

- Ну здравствуйте, - услышала я, - здравствуйте, товарищ гвардии старший лейтенант!

- Миша! - невольно вырвалось у меня. - Михаил Павлович!

Дужнов шагнул мне навстречу, и мы долго молча и улыбаясь трясли друг другу руки. Вот и сбылось то, о чем я мечтала. Случай оказался более щедрым ко мне, чем я могла ожидать, он свел меня не просто с товарищем, а с другом, любимым учителем и воспитателем.

Дужнов был все таким же стройным, подтянутым, аккуратным и даже чисто выбритым. Война и фронтовые неудобства не изменили его привычек. Таким я увидела его в первый раз шесть лет назад на осоавиахимовском аэродроме, таким же повстречала и на фронтовом, где подчас даже помыться толком было негде.

- Да как же вы здесь? - наконец обрела я дар речи.

- А вы?

- Я в полку Бершанской.

- Стало быть, мы соседи. Наш полк тоже в составе второй гвардейской. Вот не чаял, что доведется встретиться со своей ученицей у самых стен Севастополя, да еще в такую жаркую боевую ночь.

- Значит, и вы летаете на У-2? Но как же так, воюем бок о бок и не знали об этом.

Дужнов развел руками:

- Всякое бывает. А я, откровенно говоря, был твердо убежден, что вы в истребительной авиации. Помните ваши планы?

- Не вышло, Михаил Павлович. Раскова отговорила, порекомендовала на ночные бомбардировщики.

- Жалеете?

- Пожалуй, немножко жалею. А вы?

- Тоже немножко.

И мы оба рассмеялись, прекрасно поняв друг друга. Встреча наша длилась не более пяти минут. Я спешила в очередной полет. Дужнова тоже ждал самолет. Михаил [181] Павлович оказался в нашем расположении неожиданно - залетел со своей эскадрильей пополнить запас бомб, которые кончились к тому времени в их полку.

- Чечнева, к самолету! - прокричал кто-то. Мы отошли от КП.

- Ну, Марина, - вдруг впервые назвал меня по имени Дужнов, - желаю тебе успеха. Может быть, свидимся в иной обстановке.

- Почему «может быть»?

Дужнов помолчал немного и тихо произнес:

- Война все же… Помнишь Мацнева?

- Анатолия Сергеевича? - Сердце сжалось от недоброго предчувствия.

- Да. Вместе сражались. Я вот уцелел, а он погиб под Сталинградом. Ну, бывай!

Дужнов еще раз крепко сжал мою ладонь, повернулся и быстро зашагал в темноту. Я постояла немного, вслушиваясь в звук его удалявшихся размашистых шагов, и медленно побрела к самолету.

И радость и печаль принесла мне эта неожиданная встреча. Весть о смерти Мацнева омрачила мою радость, но не могла совсем изгнать из сердца большого, непередаваемого словами чувства благодарности к судьбе, подарившей мне эту короткую, но приятную встречу.

* * *

Минула еще неделя, и наконец свершилось долгожданное. Советские войска полностью освободили Крым от фашистской нечисти.

Обезумевшие гитлеровцы потеряли всякую ориентировку. Один их самолет пролетел на бреющем полете над нашим стартом в Чеботарке, заметался из стороны в сторону и произвел посадку на аэродроме соседнего с нами мужского полка. Остатки вражеских дивизий, в предсмертных судорогах цеплявшиеся за мыс Херсонес, были разгромлены до основания. Над Крымом опять голубело мирное небо, залпы орудий и взрывы бомб больше не заглушали морского прибоя.

Прекрасно сказал о тех днях поэт полковник Александр Кудряшов:

Уже весна. И крымский тополь

В ладошки лиственные бьет. [182]

Своих встречая, Севастополь

По звездным крыльям узнает.

Да, в час такой, неоспоримо,

И на земле и в сердце май.

И вот он, Южный берег Крыма!

Хоть всем путевки выдавай.

Солнечным погожим было утро 12 мая. Мы поставили самолеты на прикол, а сами чистились, мылись, приводили себя в порядок. Надеялись, что полку предоставят по крайней мере недельный отдых. Большинство из нас впервые попали в Крым, и девушки мечтали вдоволь покупаться в море, побывать в живописных уголках южного побережья. Вместе с подругами пошла и я на берег моря. Пронзительно кричали чайки. Воздух и море были голубыми, как акварель. Не верилось, что где-то продолжается война.

Но отдыхать нам не пришлось. Не суждено было исполниться нашим мечтам. Через два дня поступил приказ: немедленно вылетать на 2-й Белорусский фронт, в 4-ю воздушную армию.

Утром 15 мая полк взлетел с аэродрома Чеботарка, построился поэскадрильно и лег курсом на север. Пока делали круг, я все смотрела на море, согретое солнцем. Оно вело свой нескончаемый разговор с берегом и неустанно плело пышное кружево прибоя.

Ну, прощай. Нет, до свидания, Черное море! До встречи, истерзанный, но по-прежнему прекрасный Крым! Я верю - мы свидимся. Мы вернемся к твоим лазурным берегам, но уже не как солдаты. И думаю, что твои берега никогда не потревожит больше грохот новой войны.

Впереди Германия

Наши У- 2 шли все дальше и дальше на север. Над головой у нас было небо, уже чистое от фашистских самолетов. Внизу лежала израненная родная земля.

Безбрежные поля Украины постепенно сменились перелесками, которые все ширились, становились гуще, выше и наконец перешли в настоящие, могучие, без конца и края леса. [183]

Белоруссия! Далеко отсюда до Москвы - сотни километров, но природа Белоруссии чем-то напоминает мое родное Подмосковье. Те же здесь кудрявые веселые березки, ажурные клены, могучие дубы, та же, что в Подмосковье, тихая, приветливая красота.

Белорусская земля в то время была еще под фашистской пятой.

Особенно волновались однополчанки, уроженки Белоруссии: штурман и парторг эскадрильи Полина Гельман, штурман Ася Пинчук, авиатехник Аня Кириленко. Ушла в себя, сникла гвардии капитан Зинаида Горман: немецкие оккупанты расстреляли ее родителей, а шестилетнего сына живым закопали в землю.

Приземлились мы в Сеще. Осмотрелись и не увидели ни одного домика, ни одного сарая. Только березовая роща приветливо покачивала ветвями, будто радуясь нам. Нее вокруг было для нас необычно. Мы привыкли к горам, к морю, здесь нас окружали ровные поля и густые леса.

Наш полк вошел в состав 325-й ночной бомбардировочной авиационной дивизии.

Мы быстро соорудили жилье: в березовом лесу вокруг аэродрома вырос целый городок из землянок.

Однако обжиться в Сеще нам не удалось - пришлось перелететь на другую площадку, к деревне Пустынка, название которой на редкость точно отражало действительность. После бегства гитлеровцев все вокруг напоминало пустыню.

Весь наш полк не смог разместиться в Пустынке. Две эскадрильи (Дины Никулиной и моя) расположились в близлежащем лесу. Все было бы ничего, но нам буквально не давали житья комары. В поисках спасения от них мы перебрались в бывший монастырь.