П. Курочкин - Курс — пылающий лес. Партизанскими тропами

Вдруг совсем близко загудели моторы. Наверное, где-то недалеко стояла автоколонна.

Может, была какая-нибудь поломка, ее задержали, и вот она снова двинулась. Гул нарастал,

видно, машины быстро набрали скоро сть и вовсю мчались на выручку легковушке. Как бы

там ни было, но, приблизившись к месту, откуда мы только что стреляли, немцы подняли

такую стрельбу, что лес шумел как в непогоду. Но мы уже были далеко от дороги и

ускоренным шагом уходили прочь.

Километров пять отмахали и только тогда сели отдохнуть.

От разгоряченных лиц валил пар, во рту пересохло. Рубашки прилипли к телу.

Спустились к ручью, напились, и стало полегче.

- Верно говорят - дуракам счастье! - сказал Лев Астафьев.

Возбужденные, усталые, мы вернулись в свою землянку и, повалившись на нары, стали

обсуждать причины неудачи. Неправильно выбрали место для засады: в мелком кустарнике

нас легко можно было обнаружить издалека. Гранаты бро сали с большим опозданием. Надо

бро сать перед идущей машиной, а мы вслед ей...

- Не беда! - беспечно отмахнулся Леонид Баранов. - Так случило сь. У мо ста-то мы вон

как их расчехво стили! Подчистую!

- Победой у мо ста нечего кичиться, - возразил Петр Евсеев, - там мы напали на пьяных. А

были бы немцы трезвыми, еще неизвестно, чем бы все кончило сь.

- Петр прав, - поддержал я Евсеева.

Мы были крайне удручены неудачей, хотя потом оказало сь, что засада наша не была

безрезультатной.

На другой день я встретился с Сергеем Крисковцом, и он, загадочно улыбаясь, спро сил

меня:

- Михаил, это ваша работа с легковиком?

Но я сделал вид, что не понимаю, о чем он говорит.

- Так ты не знаешь, что вчера подбили немецкую машину?

И стал мне рассказывать, как неведомые партизаны громили врага.

Оказало сь, что тот легковик не дотянул даже до деревни. У него были про стрелены

шины на задних колесах, пробито боковое стекло, а самое главное - ранен офицер. Немцы

ругались. Всех в селе называли партизанами. Но расправляться с мирными жителями им было

некогда - срочно уезжали на фронт.

Весть о партизанах разнеслась по всему району. Она быстро обрастала легендами...

В деревне Великая Старина многие мужики были мастерами по изготовлению ободьев

для колес, дуг, бочек. Одним из таких мастеров был и Евлампий Гавлик. Я его уже знал.

Худощавый, среднего ро ста старик лет шестидесяти, он был не по годам подвижен. В

деревне считали, что он знает в лесу каждый пень. И вот как-то Евлан пустил слух, будто

видел партизан. В лесу их, по его словам, "темная хмара", и все со станковыми да ручными

пулеметами.

Однажды встретились мы, я и говорю ему:

- Дедушка Евлан, вы тут распро страняете слухи о партизанах, будто их "темная хмара".

Зачем это?

Дед лукаво улыбнулся мне и обычной своей скороговоркой ответил:

- Вишь, мил человек, видел я или не видел, то дела не касаемо. А только пущай те

супо статы сатанинские, полицаи да всяческие германские прихлебаи верят, что в лесах

народилась новая Красная Армия, да такая, что с нею и не совладать. Так оно и нам, про стым

людям, спокойней будет. Глядишь, менее беспутствовать будут ироды сатанинские, боязно

будет им руки-то распускать. Прав я, аи не прав? - И, приблизившись к самому моему лицу,

Евлан тихо добавил: - А касаемо вашей землянки, то ее почти от земли и не видно. Вот только

днем в ведрую погоду вы лучше не топите. А то смотрю как-то, а елка дымит в небо, как

труба самоварная. Вы больше по ночам обогревайтесь. Ну а если днем, то поманеньку,

сухими дровишками, чтоб дыму меньше. А вообще знай, дорогой товарищ командир,

случись на деревне какая тревога, враги против вас что удумают, Евлан бро сит свою хату,

пусть горит или в тартарары провалится, все бро сит Евлан и первым побежит упредить вас.

Спро сишь, почему? Да потому, что все понимаем так: вы тут о стались наша единая защита,

наша надежа. Без вас мы и вовсе о сиротеем. Вот так, мил человек, товарищ красный

командир.

* * *

Еще когда мы только по строили землянку, Лев Астафьев проник в заброшенный

деревенский клуб и в куче хлама нашел старенький радиоприемник. И хотя питания к нему не

было, он его забрал. А теперь Евсеев и Сычев принесли ему батареи. "Одолжили" у

гитлеровцев, проезжавших по шо ссе на легковой машине.

- Ну а сами-то гады где? - первым делом спро сил я.

- Кончили воевать, отдыхают в кювете. Не волнуйся, командир, на этот раз мы учли все

прежние промахи. Засаду устроили в лесу, где огромные деревья подступают к самой дороге.

Каждое дерево - крепо сть! Гранату я бро сил с точным расчетом. Ну да это все теперь

позади! - отмахнулся Иван. Пусть Лев скорее налаживает радио. А мы его заранее премируем. -

И он до стал из трофейного рюкзака добротные сапоги.

Лев благодарно обнял его. Но сапоги пока отложил, а кинулся к приемнику и стал

прилаживать батареи.

Лев Анатольевич Астафьев до войны был начальником радио станции артиллерийского

полка. И вот теперь на него были все наши надежды. Мы окружили его и с нетерпением

ждали, что будет, заработает ли наше радио? Затаив дыхание, смотрели мы на радиста,

расположившего ся на полу нашего жилища. Лев что-то подвинчивал, подкручивал, даже на

язык пробовал проводки и ни слова не отвечал на наши нетерпеливые вопро сы. И вдруг,

словно струна лопнула, - что-то взвизгнуло, зашипело, затрещало. У нас, казало сь,

о становило сь дыхание. Но треск быстро умолк. И это нас бро сило в холодный пот. Волнение

у всех было такое, будто мы на диком о строве, а единственный корабль уплывает, не заметив

нас.

Астафьев рукавом выцветшей гимнастерки вытерт взмокший лоб: он-то волновался

больше всех. И опять присел над приемником, лизнул один, другой проводок, где-то

подкрутил, где-то подстукнул, и вдруг... ударили куранты.

Все, кроме самого радиста, встали, подтянулись, словно выстраивались на какой-то

очень торжественный парад.

Бой часов Кремлевской башни кончился, но мы не шевелились, и вот, как бурный

водопад, как фронтовая канонада, обрушилась на наши головы дотоле не слышанная нами

песня:

Вставай, страна огромная!

Вставай на смертный бой

С фашистской силой темною,

С проклятою ордой!

Лица моих боевых товарищей бледны, сурово сдвинуты брови, а в глазах Баранова слезы.

Музыка и слова этой песни удивили нас, взбудоражили, слили воедино с огромной,

поднявшейся на смертный бой Родиной.

Когда песня кончилась, заговорил диктор: "От Советского информбюро! Передаем

вечернее сообщение от 11 августа. В течение 11 августа наши войска продолжали бои с

противником на Смоленском, Белоцерковском и Уманском направлениях...