Николай Кулаков - Доверено флоту

Так проходили делегатские собрания и в других частях.

Много лет спустя, уже во время работы над этими записками, мне прислал свои воспоминания полковник в отставке Л. Я. Конобрицкий, исполнявший весной 1942 года обязанности военкома ПВО СОР. Получив от Военного совета [272] задание - объехать все зенитные батареи и правдиво рассказать личному составу о сложившейся обстановке, комиссар не спал всю ночь, обдумывая свои завтрашние выступления, стараясь найти подходящие слова, потому что правда была страшна, и его заботило, как бы не напугать ею людей.

«На 80- й батарее, -вспоминает он, - когда я изложил обстановку и требования Военного совета и сказал, в частности, что надо быть готовыми к отражению налетов одновременно полка и более самолетов противника, краснофлотцы переглянулись и я заметил недоверчивые улыбки. Однако все хором заверили: «Честь зенитчиков не посрамим». Когда я уже направился к машине, ко мне обратился командир батареи старший лейтенант И. С. Пьянзин: «Неужели, - спросил он, - это правда, что предвидятся такие массированные воздушные налеты?» Вопрос комбата меня насторожил, я возвратился на КП батареи, собрал всех командиров, секретарей партийной и комсомольской организаций и объяснил, почему надо готовиться даже к более трудному, чем отражение налета целого авиаполка».

«Указание рассказать личному составу всю правду, - заключает тов. Конобрицкий, - имело, на мой взгляд, неоценимое значение для стойкости зенитчиков во время третьего штурма. Никто не оказался захваченным врасплох».

Хочу добавить, что упомянутый здесь старший лейтенант Пьянзин был назначен вскоре командиром другой - 365-й зенитной батареи, стоявшей на памятной многим участникам Севастопольской обороны высотке с отметкой 60,0 вблизи станции Мекензиевы Горы. Эта батарея еще в декабре била не по воздушным целям, а по танкам и пехоте, сыграв важную роль в предотвращении прорыва гитлеровцев к Северной бухте в критические дни второго штурма. В июне сорок второго огневой позиции зенитной батареи суждено было стать полем еще более жестокого сухопутного боя, в котором расчеты зенитчиков самоотверженно дрались за каждый орудийный котлован. Когда умолкло последнее орудие батареи и пали смертью храбрых почти все ее бойцы, комбат по радио вызвал на свою позицию огонь береговых батарей. И. С. Пьянзину было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза, и он навечно зачислен в списки одной из частей Краснознаменного Черноморского флота.

В преддверии июньского штурма мне довелось проверять наш передний край практически на всем обводе севастопольских рубежей. И могу засвидетельствовать: в многочисленных беседах, которые завязывались с красноармейцами, [273] краснофлотцами, командирами, нигде не прозвучало ни нотки уныния, сомнения или страха. Повсюду оставалось впечатление - и оно потом полностью оправдалось, - что мужество, стойкость, презрение к смерти, столь характерные для севастопольцев, готовы проявиться с особенной силой. А просьбы, высказываемые мне, сводились к тому, чтобы усилить такой-то участок фронта артиллерией или выделить побольше боезапаса, противотанковых ружей, автоматов.

И хотя время наставало грозное, часто слышались шутки, смех. Во 2-м Перекопском полку, который возник из батальона 7-й бригады морской пехоты, посланного к Перекопу еще прошлой осенью, мне захотелось выяснить, знают ли историю своей части люди из пополнения. Задал обступившим меня бойцам вопрос: почему полк называется Перекопским? Наступила небольшая пауза. Вперед протискался здоровяк в армейской гимнастерке и бескозырке. Вокруг заулыбались - должно быть, это был общий любимец, ротный балагур. Представившись, краснофлотец заговорил, мешая русские слова с украинскими:

- А вы, товарищ дивизионный комиссар, хиба не знаете? То ж мы увесь Крым перекопали, тому нас и назвали Перекопским!

Все захохотали. Бесконечное окапывание здорово-таки надоело морякам, хотя насущную необходимость его, раз уж пришлось воевать на суше, они давно поняли.

Встречи с бойцами убеждали вновь и вновь: защитники Севастополя готовы встретить врага. А то, что они представляли, насколько силен этот враг, только прибавляло решимости, боевого упорства.

* * *

Вместе с войсками СОР готовились к надвигавшимся тяжелым боям все севастопольцы. Осажденный город еще теснее сливался в единое целое с фронтом. Никто не мог поручиться, что его окраины, да и любой его район не станут ареной боев.

Люди, вернувшиеся было в свои квартиры, снова переселялись в подземные убежища. В горе, огибаемой центральными улицами, прорубались новые штольни. Прерваны были занятия в шкодах (детей в городе убавилось, но вывезти на Большую землю всех не удалось). На возможных направлениях вторжения врага в пределы города оборудовались запасные позиции, укрепления, огневые точки. На ряде предприятий началось изготовление противотанковых «ежей», и [274] это считалось сверхударным заданием, подлежавшим выполнению круглосуточно.

26 мая городской комитет обороны принял постановление «О подготовке населения к вооруженной борьбе в городе». Еще до этого на предприятиях были созданы и вооружены боевые дружины с подчинением комендантам соответствующих секторов обороны. Половина личного состава этих дружин была переведена на казарменное положение. В резерв боевых дружин зачислялись все мужчины, способные по состоянию здоровья носить оружие, а в добровольном порядке - также и женщины. Формировались женские санитарные дружины.

На предприятиях создавался неприкосновенный трехдневный запас продовольствия - на случай выхода из строя хлебозавода и перебоев в работе торговой сети. Налаживалась система обеспечения важнейших объектов электроэнергией на случай, если окажется поврежденной или разрушенной основная питающая город станция. Прокладывались дублирующие линии связи между штольней городского комитета обороны, районными КП и основными предприятиями.

Улицы Севастополя заливало майское, уже по-летнему теплое солнце. Нарядно зеленели Приморский и Исторический бульвары. За боновыми заграждениями рейда голубела и искрилась морская даль. Но весеннее торжество южной природы едва замечалось людьми - было не до того. Севастополь изготовился к смертельной схватке с врагом. [275]

Глава десятая.

Выполняя долг до конца

К концу мая группировка противника, сосредоточенная на подступах к Севастополю, состояла из восьми пехотных и двух горнострелковых дивизий, моторизованной бригады, отдельной танковой группы и ряда других частей общей численностью (точные цифры стали известны, конечно, гораздо позже) 204 тысячи человек. Это была все та же 11-я армия Манштейна, только пополненная, значительно усиленная. Если по личному составу враг превосходил войска Севастопольского оборонительного района, насчитывавшие 106 тысяч человек, примерно вдвое, то по ударным боевым средствам - многократно. У Манштейна было 450 танков, у нас - всего 38. 11-ю немецкую армию могли поддерживать 600 самолетов, а в некоторые дни - и больше, в то время как на маленьких аэродромах нашего плацдарма находились к началу июньского штурма 53 исправные боевые машины{37}.