Иван Василевич - Подвиг живет вечно (сборник)

Завершился боевой путь разведчика капитана Казакевича, начался стремительный взлет замечательного таланта писателя Казакевича.

«С большим удовольствием прочел в „Красной звезде“ изложение вашего рассказа о работе разведчика И. X. Аганина в контрразведывательном органе гитлеровцев ГФП-312. Честь и хвала ему — мужественному советскому человеку. Никогда не забуду его показаний на судебном процессе в Краснодаре по делу изменников и предателей Родины — Михельсона, Шепфа и др. Перед нами раскрывались действительно малоизвестные страницы войны…»

Высветить очерком все стороны воинского и гражданского подвигов И. X. Аганина — это так непросто. Мы имеем в виду не извечные сложности документального жанра, требующего крепко держать в узде творческое воображение, — дело в другом. Случай совершенно особый, и редкие для очеркистов затруднения возникали начиная с первого шага — с первого же пункта всем привычной анкеты: «Фамилия, имя, отчество» — и кончая тем, что борьбу с фашизмом отважный разведчик не прекращал и много лет спустя после войны.

…Давно это было, да вот не позабылось, оставило рубец на памяти. Кадровик бросил на вызванного в канцелярский закуток доцента Аганина сочувственно-укоризненный взгляд и спросил:

— Что же это вы, мой дорогой, в Игорях Харитоновичах ходите? Смотрим, мой дорогой, первичные документы — Ибрагим Хатямович. Интеллигентный человек стесняется своей национальной принадлежности? Напрасно… Вы из каких татар — казанских, крымских?

— Из московских, мой дорогой! — в тон чиновнику ответил Аганин, едва сдерживая возмущение. — И сразу же заметим, Ибрагимом Хатямовичем я значусь во всех без исключения документах моего личного дела. А Ибрагим — Игорь… Что ж, попробую объяснить. Когда зачислили в полковую разведку, командир взвода сказал: «Длинное у тебя имя, Аганин. Пока прокричишь, предостерегая от опасности, немец трижды выстрелить успеет. И-бра-гим — три пули! Будешь у нас Игорем!» Так и звали, так и помнят меня однополчане. Хатямович — Харитонович? Тут тоже есть свой резон. Скажем, студентам запомнить легче, не надо отвлекаться мыслью на угадывание национальности преподавателя — ни к чему это на занятиях. Такая вот картина, мой дорогой! Еще вопросы будут?

— Не исключено, что возникнут… Поступил сигнал — мы обязаны проверить.

— Мой привет сигнальщику! — и ушел, чтобы не наговорить лишнего.

Как выяснилось много позже, насчет «сигнала» чинуша, мягко выражаясь, придумал на ходу — не было никаких сигналов об Аганине в отдел кадров. А был в институте лаборант, которого хлебом не корми, но дай ему прочесть что-нибудь о разведке и контрразведке. И вот, сопоставив несколько остросюжетных повестей и газетных публикаций, установил дотошный товарищ, что у разных авторов один и тот же, судя по-многому, человек именуется то Агаповым, то Аганиным, то Мироновым. Он же «на той стороне», среди гитлеровцев, выступает то Бауэром, то Вебером, то Клюгером. А свои на тайных встречах называли его по имени — Игорем. И этот Игорь, ставший после войны специалистом в области автоматики и телемеханики, кандидатом технических наук, преподавателем вуза, целыми периодами своей биографии «один к одному совпадает» с доцентом Аганиным…

Лаборант поделился открытием с коллегами.

— Конгруэнтны, говоришь? Да еще один к одному… Сомневаюсь! — заметил кто-то из них. — Учти, по паспорту Аганин не Игорь, сам видел.

— Ну и что? А блестящее знание немецкого, а диплом бауманца, работа в опытно-конструкторском бюро автоматики химпрома? Вон сколько совпадений! Главное же — участие в Краснодарском судебном процессе над военными преступниками, помните, обмолвился как-то на митинге? — поддержал открытие другой.

— А чего гадать, давайте у него спросим при случае, — предложил третий.

Случай предоставился быстро: на большом перерыве в очереди к буфетной стойке с кофеваркой.

— Игорь Харитонович, мы тут заспорили — рассудите! Виктор Миронов — Георг Бауэр из повести Гинзбурга «Бездна» — это вы?

— Нет. «Бездна» — произведение художественное, в нем разведчик Миронов — образ собирательный.

— Но основной прототип вы?

— Как вам сказать… Лев Владимирович Гинзбург, отличный, по-моему, писатель и переводчик немецкой поэзии. Долгими часами, иногда ночь напролет, «допрашивал» меня в Краснодаре — нас там в одной гостинице поселили. Многое из того, что рассказал ему, нашел потом в «Бездне» — в поступках и раздумьях Миронова — Бауэра. Но, повторяю, это персонаж литературный.

— А не литературный, реальный? Путаница какая-то, — огорчился лаборант, — В одной газете — Клюгер, в другой — Вебер. Выступили бы на тематическом вечере, что ли. Дабы все ясно стало.

— Почему же путаница? Бауэр, Клюгер или Вебер — разве это существенно? А на вечере когда-нибудь выступлю. Но пока не время.

— Не очень попятная скромность, — не унимался приверженец точности в книгах про разведчиков.

— Да отцепись ты от человека! — сказал тот, который с самого начала сомневался в «конгруэнтности» Агапова, Аганина и Миронова. — Наверное, есть у Ибрагима Хатямовича веские основания притемнить свое действительное имя и многочисленные немецкие псевдонимы. Не так ли, доцент Аганин?

— Так. Вы очень догадливы! — с нотой досады ответил Аганин.

Тот разговор, точнее сказать, конец того разговора и зацепился за ухо сотрудника отдела кадров, который тоже не отказывал себе в чашечке кофе после обеда. «Что-что? Притемнить свое имя? Странно…» Вот и весь, оказалось на поверку, «сигнал».

Объяснение доцента, «склонного запутать национальность, имя и отчество» (формулировочка из докладной записки), не удовлетворило кадровика, и он немало крови попортил преподавателю, за глаза выставляя его перед руководством института как «темную личность, создающую себе ореол таинственности», как индивидуума, который почему-то «уклоняется от ряда прямых вопросов по биографии и определенно что-то скрывает».

Все это не вымышленные и не подправленные в духе сегодняшнего дня, хочется сказать, не свободно-очерковые детали давней истории. Нам тогда, двадцать с лишним лет назад, по заданию редакции «Красной звезды» довелось разбираться в конфликте офицера запаса с чересчур ретивыми администраторами; записи того времени сохранились, в них предостаточно деталей подлинных. Собственно, с тех пор во всех проявлениях и знаем Ибрагима Хатямовича — Игоря Харитоновича, его друзей и недругов. Последних убежденно разделяем на люто ненавидевших Аганина по особым причинам и тех, кто по недомыслию или из тупой бюрократической придирчивости мешал ему исполнять свой долг — да, именно так!