Леонид Самофалов - Впереди - полоса

— Совершенно с вами согласен, — послышался от двери голос подполковника Кострицына, заместителя командира полка. — Я запрашивал дальний привод, там подтверждают: один из истребителей шел к полосе на повышенной скорости.

Попов не заметил, как вошел подполковник.

— Кто именно подтверждает? — спросил он, не оборачиваясь к Кострицыну.

— Ефрейтор Юрчишин.

— Хорошо, — сказал Попов. — Я с ним поговорю.

— То есть, — подполковник впился взглядом в комэска, — вы намерены ревизовать мои слова?

— Я намерен отыскать истинную причину остановки двигателя. Но для этого мне нужны факты. Не сомневаюсь, что Юрчишин говорит правду, но мне нужно расспросить его подробнее.

— Шерлок Холмс! На версию других выдвигаете свою?

— Сравнение неудачное, — парировал Попов.

Кострицын обратился к Омелину:

— Распорядитесь принести записи «одиннадцатой» в предыдущих полетах.

— За какой период? — уточнил Омелин.

— За самый короткий. Хватит записи предыдущего полета Баталина.

Принесли запись, началась дешифровка. Попов внимательно следил за ходом дела. Картина складывалась не в пользу Баталина. В предыдущем полете после третьего разворота он держал скорость около семисот километров в час.

— Ну, что вы скажете, товарищ майор? — обратился к нему подполковник. — Хотите, расшифруем и другие записи?

— Зачем?

— Чтобы вы имели факты .

— Дело ваше, — невозмутимо отозвался Попов. — Чем больше, тем лучше. Но даже один этот факт противоречит вашей версии, товарищ подполковник. Скорость после третьего разворота была завышена, а двигатель не останавливался. Не останавливался он и во всех предыдущих полетах.

Попову нельзя было отказать в логике. Даже Омелин склонил голову, призадумавшись.

Кострицын вышел из себя.

— Да он, этот ваш Баталин, либо разболтан до предела, либо вообще больной! — выпалил он. — Вместо того чтобы думать о пресечении нарушений, вы вздумали выгораживать виновника!

— Я попросил бы разговаривать со мной так, как требуется по службе, — заметил Попов.

— Надо гнать таких из авиации! — не слушая командира эскадрильи, продолжал Кострицын, — Вам известно, что он во время полетов песни поет, стихи сочиняет? У вас в воздухе есть время петь? Нет? И у меня нет, и ни у кого нет! Он и вас и всех нас подведет под монастырь! Он на нашу голову инспекторов нашлет, а нашу часть, как вы знаете, должен посетить маршал! Кого вы защищаете, товарищ майор?

— Никого, товарищ подполковник. Летчик Баталин в защите не нуждается: он не останавливал двигателя. Капитан Омелин может не знать, но вам превосходно известно: конструкция рычага управления двигателем на нашем истребителе исключает непреднамеренное перемещение его в положение «стоп». Это проверено экспериментально. И я хочу разобраться объективно…

— Это не объективность, — прервал его Кострицын, — это объективизм! Вы защищаете честь мундира!

На разборе полетов, выслушав мнения по поводу предпосылки, командир полка сказал:

— С выводами спешить не будем. Техники разбирают двигатель. Послушаем, что они скажут.

Сердюков велел остаться командирам эскадрилий и их заместителям. Летчики разошлись.

Попов связался по телефону с ефрейтором Юрчишиным.

— Я не говорил, что скорость была завышена, товарищ майор, — ответил удивленный Юрчишин. — Я сказал товарищу подполковнику: мне показалось, что кто–то прошел над нами быстрее обычного.

И тут Кострицын передернул!

С первых дней пребывания Баталина в полку у него не сложились отношения с Кострицыным. Началось с торжественного построения. В то утро Сердюкова вызвали в штаб округа, он поручил провести церемонию заместителю. Кострицын, намолчавшись, увлекся речью так, что заскучали и «старички» и новички. Попов отметил про себя: как важно уметь говорить коротко и ясно!

Неожиданно Кострицын умолк и остановил взгляд на Баталине.

— Что вы сказали рядом стоящему, лейтенант?

— Сказал, горы красивые, товарищ подполковник.

— Вам что, надоело меня слушать?

— Нет, пожалуйста… — Баталин смутился.

Многие едва сдерживали улыбки.

— У вас, лейтенант, будет еще много времени любоваться горами!

Нет, не забыл подполковник того построения!

Баталина в гостинице не оказалось. Дежурная, пожилая женщина, спросила Попова:

— Вы не Алексея, случайно, ищете?! Он вам записку оставил.

«Юр. Алексан.! — прочитал Попов. — Я у Логинова. Бат.».

Дом Логинова, командира звена, как и большинство домов в городке, был построен на две семьи. Палисадники, небольшие огороды, несколько фруктовых деревьев, три–четыре ряда виноградных лоз под проволочной сеткой. Многие соорудили душевые кабины: четыре столба, мешковина, списанный подвесной бак из–под топлива.

Логинов долго ждал очереди на бачок, дождался и получил. Он позвал на помощь товарищей. Работа во дворе кипела. Сам Валерий Логинов, Мохов и Лапшин тесали столбы. Баталин долбил ломом ямы.

— Вижу, помогать не надо, — сказал Попов. — Народу целая рота.

— Почему не надо? — живо отозвался хозяин. — Досок для настила нет, а Шевченко обещал. Сходил бы принес.

Логинов ловко орудовал топором. Стружка не падала на землю, а завивалась спиралью. Бревно оставалось гладким, словно по нему провели рубанком. Логинов был родом из костромской деревни, а вот Тарас Лапшин из сальских степей, и топором орудует так, будто собирается столб перевести на дрова.

— Так ты пойдешь за досками, нет?

— Пойду, но с Алексеем. Поговорить надо.

Логинов понимающе кивнул. Баталин бросил лом. Улица пустынна. Промчалась на велосипедах стайка ребятишек, — пыль и снова тишина.

— А ну–ка, Алешка, по совести: ставил ты РУД на «стоп» или нет?

— Да нет же, Юрий Александрович! — горячо заверил Баталин. — Я, если хотите знать, когда перевел на малый газ, еще посмотрел: точно, «мал. газ». Какой мне смысл врать? Так и так предпосылка. Стал бы я терпеть, чтобы у меня двигатель разбирали! Я летать хочу, Юрий Александрович.

— «Мал. газ», говоришь… Времени у тебя было в обрез, могло показаться.

— Нет, Юрий Александрович, хорошо помню: малый газ.

— Омелин мужик толковый, но не знает он одного: если перевести РУД на «стоп», на схеме не будет того излома. Излом потому и получился, что ты перевел рычаг на уменьшение оборотов. Но почему же остановка, черт бы ее побрал?

— Не знаю, — ответил Баталин, глядя под ноги. — Сам думаю и удивляюсь.

— Ладно, будем искать. Но это счастье, что перед тобой полоса была! А случись такое в зоне, на маршруте? Над горами летаем! Вот почему надо обязательно найти причину.

— Техники найдут. Шевченко пригласят, он докопается.

— Слушай–ка, а что ты там рифмовал в полете: «Тараска» — «аска»?