София Черняк - Луч во тьме

— Хорошо, сынок, хорошо…

Внезапно этот разговор оборвался: в комнату вбежала внучка:

— Дядя Митя, вас кто-то спрашивает, — крикнула Люда и исчезла так же неожиданно, как и появилась.

— Гром и молния, а не девочка, — заворчал дед.

На пороге появился человек.

— Николай, дружище! Пришел! — воскликнул Дмитрий и бросился к Шешене.

Дмитрий провел гостя в свою комнату.

— Не выгонишь? — шутливо спросил Шешеня.

— Еще спрашиваешь, Коля. Может, тебе негде жить, так оставайся у нас.

Шешеня отрицательно покачал головой.

— Спасибо, Митя. Квартира есть. А вот Колей меня звать не надо… Я Жорж, — и вынул из кармана бумажку, которая свидетельствовала, что предъявитель сего Георгий Шешеня служит в немецкой армии и имеет право находиться днем и ночью на территории железной дороги.

Кудренко удивленно посмотрел на друга:

— Ты же говорил, что работаешь грузчиком в порту.

Шешеня рассмеялся:

— И там приходится, и тут… понимаешь?

— Кажется, понимаю, Жора, — Дмитрий немного помолчал, потом спросил напрямик: — Скажи честно, Николай, ты связан с подпольем? А мы с Федей и Кучеренко, словно слепые котята.

Как бы отвечая на вопрос Дмитрия, гость сказал:

— Нам нужна конспиративная квартира. Как думаешь, родители твои согласятся? Надо только предупредить их, что это очень опасно.

— С родителями поговорю. Уверен — согласятся. А мне с Федей какие угодно задания давай хоть сейчас.

— Оружие — вот что главное! Партизаны ждут его. Ищите. И люди в лесах очень нужны. Это, Митя, самое главное задание. Понимаешь?

— Понимаю!

(Из дневника Григория Кочубея).

10 сентября 1942 года. На Железнодорожном шоссе нельзя показываться. Снова появился какой-то тип. Руководящий центр запретил руководителям групп и членам центра нашей парторганизации даже приближаться к шоссе.

Нужны новые конспиративные квартиры.

Если б удалось выведать в гестапо, что им известно о нашем шоссе, почему они стали так им интересоваться. Надо непременно иметь там своего человека. Поговорю об этом со Станиславом.

Дела идут хорошо. Наладили изготовление нарукавных повязок, и теперь наши люди могут ходить по Киеву круглые сутки. Типография работает бесперебойно. Даже в краске уже не испытываем нужды — сами научились ее изготовлять. Жжем кабельную резину (ее много на свалках), подставляя кусок стекла, к осевшей копоти добавляем немного скипидара и олифы — вот краска и готова. Это Борис додумался. Вообще его группа работает смело.

Недавно сорвали отправку в Германию партии троллейбусов, которые изготовили на трамвайном заводе. Ну и помучили же подпольщики своих начальничков! То переставали действовать моторы, то не открывались двери, а то вдруг вылетали стекла. А когда наконец новенькие синие троллейбусы погрузили на платформы и шеф завода на митинге пожелал счастливого пути, таинственно исчезли сиденья. Говорят, шеф был до того расстроен, что даже не пожаловался в гестапо, чтобы его, чего доброго, не обвинили в беспорядках на заводе.

Хорошие новости и у Николая. Когда он рассказывал мне о визите молодых рабочих из «Общества Сименс» к инженеру-немцу, подумал: «Вот влипли!» Но оказалось, что немец стоящий. Ребята систематически навещают его, слушают московское радио и переводят ему советские сводки.

Немец быстро понял, с кем имеет дело, и между хлопцами и инженером теперь никаких тайн. Он помогает переводить на немецкий язык наши листовки для фашистских солдат, в которых мы призываем их бросать оружие. Инженер делает это с большим увлечением, а на днях даже сам пошел на вокзал и подбросил в эшелон, идущий на фронт, целую пачку листовок.

Вот какие у нас появляются друзья!

— Маша, прощайте! — Шешеня пожал маленькую руку Марии Степановны Омшанской.

— Уже идете? Присядем перед дорогой.

— Можно. — Шешеня сел в старинное, с полинявшей обивкой кресло, и пружины жалобно застонали под тяжестью его тела. — Сыграйте, Машенька.

Маша подсела к роялю. Посмотрела на Николая: что сыграть? Затем встряхнула головой, мол, сама знаю, и бетховенская «Аппассионата» понеслась далеко, далеко… Ему вспомнилась мирная, довоенная Москва, зал консерватории и талантливый юноша Эмиль Гилельс у рояля. Тогда Николай слушал «Аппассионату» впервые… Шешеня порывисто поднялся:

— Недаром Ленин говорил, что лучше этой музыки ничего на свете не знает. И я бы слушал ее ежедневно. Но нельзя, надо идти. Кто знает, вернусь ли…

— Не люблю глупостей! — Мария стукнула крышкой рояля.

В комнату влетел Костя, старший сын Марии Степановны.

— Ну, как там, сынок?

— Во дворе точно все вымерло.

Когда к матери приходили товарищи, Костя забирался с книжкой на веранду. Оттуда хорошо виден двор.

Шешеня еще раз попрощался.

— Котик, проводи меня, — попросил Николай.

— Сейчас! — и парень натянул на голову старую отцовскую кепку.

— Ну, желаю удачи, — Мария Степановна пожала руку Николаю и подошла к окну.

Вот Шешеня с ее сыном вышли на улицу. Омшанская смотрела им вслед. Высокая фигура Николая долго еще маячила между деревьями сквера, потом исчезла за углом. Мария Степановна устало опустилась на диван и задумалась.

В последнее время она быстро утомляется. Видно, дает себя знать нервное напряжение. Хорошо, хоть товарищи разрешили уйти с биржи труда. Марии казалось, что ее вот-вот там схватят, арестуют. Что тогда будет с ее мальчиками?

В пиджак Шешени Мария Степановна зашила небольшое письмецо. Если Николаю посчастливится добраться до партизанского отряда, то, может быть, оттуда удастся переправить письмо на Большую землю, а там уж оно разыщет майора Омшанского, и Георгий Андреевич, ее муж, узнает, что Мария и мальчики живы, здоровы. Тогда ему будет легче воевать, а ей — не так страшно в случае провала.

Костя проводил Шешеню до Житного базара. Оттуда до Святошина Николай доберется трамваем. У него в кармане удостоверение работника Политехнического института. Ведь тем, кто не работает, запрещено пользоваться трамваем. Впрочем, и работающим ездить можно только утром и вечером, и то лишь на задней площадке: трамвай только для арийцев.

До 49-го километра Житомирского шоссе Шешеня дойдет пешком, как это делали бородач Бойко и комсомолец Лазебный.

Крепкую группу создал Лазебный на 49-м километре. Основное ее задание — добывать продовольствие для партизан и киевских подпольщиков. Кроме того, Кочубей поручил группе Лазебного связаться с партизанским отрядом. И вот три дня назад к Марии Омшанской пришел парень с паролем от Лазебного. Юноша назвался Андреем и попросил немедленно связать его с Павлом. Мария Степановна в тот же день устроила встречу Кочубея с парнем.