София Черняк - Луч во тьме

Федя заметил, что чердак соседнего дома облюбовали два паренька, и вскоре подружился с ними. То были братья Миша и Коля. Дружба эта длилась несколько месяцев, и братья вступили в пожарную команду, которая охраняла днепровский мост. Пожарники носили серую форму с зелеными обшлагами полевой жандармерии.

Ребята рассказали Федору, что в помещении пожарной команды имеется кладовая, где хранится оружие: ящики с гранатами, пулемет, снаряды. Вскоре братья стали закадычными друзьями кладовщика.

Как-то Миша и Коля принесли Федору по гранате. Успех окрылил их, и они натаскали много гранат. Потом разобрали пулемет и по частям перетащили его к Федору.

В кладовой поднялась суматоха. Мальчишкам больше появляться там нельзя было. Федор поспешил сплавить их к партизанам. Пришлось и ему уйти в отряд: их частенько видели вместе. А чтобы окончательно замести следы, если вдруг гестапо вздумает искать Федора, мы послали его отца в редакцию газеты «Новэ украинськэ слово» и он подал объявление, в котором просил лиц, знающих о месте пребывания сына, не вернувшегося с работы, сообщить ему по домашнему адресу. Вскоре это объявление было опубликовано, и Федора гестапо не искало.

Дмитрий Лисовец нервничал. После провала Киевского подпольного горкома партии он никак не мог нащупать связей с уцелевшими подпольщиками. Положение усугубилось тем, что документ, сфабрикованный подпольным горкомом, устарел, и он даже на улицу не мог показаться. К счастью, его дружку Сергею Билецкому удалось легализоваться: он устроился грузчиком на вокзале. В свободное время Сергей бродил по городу в надежде встретить кого-либо из подпольщиков, а Лисовец вынужден был отсиживаться на Мокрой улице в маленькой хатенке Лаврентьевны. От нечего делать начал заниматься с хозяйкиной дочкой, четырнадцатилетней Тамарой — преподает ей историю, математику. Жаль девочку, годы проходят, а она, как и все маленькие киевляне, не учится.

Сумеет ли он когда-нибудь по-настоящему отблагодарить Лаврентьевну за все то, что она делает для них? Ведь женщина жизнью рискует, скрывая их. На каждом столбе висят объявления: военный комендант и рейхскомиссар Украины сулят смертную казнь всем, кто будет поддерживать или скрывать партизан, саботажников, пленных-беглецов.

Лисовец задумался: имеет ли он право подвергать опасности жизнь Лаврентьевны и ее детей. «Если и сегодня Сергей возвратится домой ни с чем, — решил он, — то попробую выскользнуть из Киева и отправиться на поиски партизан».

В этот момент, радостный и оживленный, прибежал Билецкий.

— Знаешь, Дмитрий, кого я встретил? Шешеню! Кольку Шешеню из Нежина.

— Где же он?

— Потерпи, завтра встретитесь.

Легко сказать «потерпи»… Ночь тянулась мучительно долго. Вспомнились школьные годы, дружба с Шешеней, первые самостоятельные шаги в жизни. Заснул Дмитрий уже под самое утро, но тут его разбудил гость: Николай Шешеня. Крепко обнялись и расцеловались друзья детства. Потом, как водится, пошли воспоминания…

— Помнишь, как мы ездили в Киев на экскурсию? Кажется, это было в седьмом классе? — спросил Шешеня.

— Помню… А помнишь, как ты в театре потерял шапку?

— А вы собрали деньги и купили мне новую. Помнишь? И на еду уже не хватило денег. Долго я берег ту шапку.

Опять помолчали. Вдруг Николай поднялся и спросил в упор:

— Скажи, Дмитрий, ты остался коммунистом?

— А ты? — вместо ответа прошептал Дмитрий.

И оба облегченно вздохнули, поняв, что могут по-прежнему доверять друг другу.

Так в парторганизации «Смерть немецким оккупантам!» появилась новая группа — Дмитрия Иосифовича Лисовца.

Двое. Что это за группа? Много ли сделаешь вдвоем? Лисовец и Билецкий начали искать людей.

Как-то Лисовец сказал:

— Знаешь, где надо искать людей? На заводах «Ленкузница», «Большевик», в железнодорожном депо имени Андреева. Там работают военнопленные. Страшно смотреть на них: голодные, истощенные, сквозь рваные гимнастерки просвечивает черное тело в ранах и болячках. Каждого, кто хоть на минуту остановится, эсэсовцы плетками бьют. Надо выручать людей!

— Но как? — спросил Сергей.

— Да, дело трудное.

Решили посоветоваться с Шешеней.

…Пятнадцать минут пятого. Лисовец уже дважды обошел Владимирский собор, у которого он должен был в 4 часа дня встретиться с Шешеней. Ноги увязают в каштановой листве. Никто не убирает эти листья, а они летят и летят золотым дождем. Тишину нарушает только шелест листьев, и кажется, кто-то осторожно подкрадывается к тебе. Вот сейчас схватит…

Сколько можно так ходить? Того и гляди привяжутся полицаи. А Шешени все нет.

Неужели провал? От этой мысли Дмитрий даже вздрогнул. «В такие минуты седеют», — подумал он и непроизвольно вытащил из кармана маленькое зеркальце, которое нашел на улице и припрятал для дочки Лаврентьевны. Поглядел в него и увидел изнуренное лицо с пышными, как у запорожца, усами. Только золотистый чуб и большие серые глаза были его, Дмитрия. Улыбнулся: Инна, подруга, жена, называла его чуб гордостью семьи Лисовцов. Инна… Дмитрий опять помрачнел. «Что с ней?» Он свято хранит ее последний подарок — зашитую ею в отворот пиджака ампулу с ядом. «Милый мой доктор Инна, это твое последнее лекарство»…

— Любуетесь собою, молодой человек?

— Шешеня! Будь ты неладен! Разве не знаешь законов подполья? Надо являться вовремя.

— По-всякому бывает. Я тебе такого гостинца принес, что уверен, простишь за опоздание, — и Николай хлопнул себя по карману. — Неприкосновенный запас решили использовать — махорку. Ну садись, поговорим.

Шешеня передал Лисовцу разработанный Кочубеем план освобождения военнопленных.

Решено было начать с завода «Ленинская кузница».

Лисовец надел пальто мужа Лаврентьевны, хорошенько начистил ботинки и, размахивая бамбуковой тростью, стал прогуливаться около завода. Никто не смог бы заподозрить в этом красивом, хорошо одетом господине коммуниста-подпольщика. Скорее всего его можно было принять за коммерсанта, каких много расплодилось в городе.

Дмитрий следил за тем, что происходит на заводском дворе. Военнопленных приводят на работу в 7 часов утра, потом разводят по цехам. Во дворе на разных работах остается не более десяти человек.

Оживленно, даже суматошно становится во дворе в 3 часа, во время обеденного перерыва. «Вот это удобный час, — решил Лисовец. — В этой суете можно выйти с заводского двора на улицу. Главное — не задерживаться на улице, а поскорее скрыться куда-нибудь».

На другой день ровно в 3 часа около завода появился старик с котомкой за плечами — то был Сергей Билецкий. Улучив минуту, когда эсэсовец с плеткой отошел в глубь двора, он бросил через забор кисет с махоркой. В кисете кроме махорки лежали свернутые в трубочку три пропуска на право выхода с территории завода и записка: «Выходите сейчас!» Через несколько минут из заводских ворот вышли трое пленных. На противоположной стороне улицы их ждали Лисовец и друг Билецкого — Петр Сорокин.