Борис Крамаренко - Плавни

— Ну, она, пожалуй, больше по глупости накрутила… Глупость для коммуниста непростительна. А если речь идет о бывшей правой эсерке, то и подозрительна. Впрочем, разберемся. Сегодня вечером приходи на бюро, послушаешь.

2

— Вот, Тимка, ты на своего Котенка жаловался, а он, пожалуй, моему Урагану не уступит. С самой Кущевки на рысях идем, а ему хоть бы что!

Тимка ласково похлопал своего любимца по мокрой шее.

— Скоро дома будем, товарищ председатель. Тогда мы им отдых дадим. Первым делом, сена получат, а к вечеру в речке их выкупаю и ячменя толченого задам, страсть любят! Ну, а завтра опять в речку — и овса.

— Мы с тобой, Тимка, овса есть не будем, а вот борща с горьким перцем…

Андрей, не договорив, смолк. Тимка тоже был неразговорчив. Чем ближе они подъезжали к дому, тем тоскливее становилось у него на сердце. От председателя он узнал, что Сухенко отстранен от командования бригадой, привлечен к ответственности и скрывается в плавнях. Тимка чувствовал себя изменником: правда, и отец его, и есаул Гай разрешили ему служить в гарнизоне, но ведь никто не поручал ему помогать председателю ревкома в срыве подготовки восстания, — того восстания, о котором сам он, Тимка, мечтал уже давно и которое вернуло бы ему отца и брата.

Тимка знал, как свирепо расправляются в отрядах с теми, кого заподозрят в сочувствии большевикам. Их раздевают догола, связывают и бросают в топь. Там они, искусанные комарами, медленно тонут в вонючей грязи. А ведь он не только помог председателю добыть коня, но и сопровождал до Кущевки, где ожидал его возвращения, и вот теперь вместе с ним едет назад в Староминскую.

Не по себе было Тимке еще и по другой причине. Дожидаясь в Кущевке возвращения Семенного, он все время толкался на перроне вокзала среди едущих на Западный фронт воинских частей. Из разговоров красноармейцев и ответов на его вопросы Тимка с горечью понял, что слишком слепо верил в победу восстания, что большевики — это не кучка местных комиссаров и командиров, а почти весь народ, и что этот народ, раздавивший целые армии белых генералов, раздавит и повстанческие отряды.

…Темнело. Слева, впереди, показался хутор. Справа тянулась балка, заросшая терновником и камышом. Тимка подозрительно покосился на балку и снял с плеча карабин. Он больше всего боялся теперь встретиться со своими и готов был драться с ними — только бы его не задержали и не отвели в лагерь, где придется держать ответ за помощь Семенному. «Можно, правда, сказать, что вел лошадей на хутор и по дороге встретил председателя… Да только не поверят, собачьи дети».

Когда балка была от них в сотне шагов, из нее вынырнули всадники и галопом направились к ним. Было их с десяток.

«Гаевцы!» — испуганно подумал Тимка. Он до боли стиснул зубы и достал наган. — «Кони заморились, не уйти!» Он посмотрел на Андрея.

— Ваш Ураган посвежее, езжайте, а я их задержу! Но Андрей, тоже заметивший всадников, уже отстегивал с пояса гранату. Неожиданно лицо его осветилось улыбкой:

— Тимка, да то наши!.. Вон и Бабич на сером коне.

Когда гарнизоновцы с радостными возгласами окружили их, Андрей спросил Бабича:

— Вот это и все?..

— Еще есть, товарищ председатель, — на хуторе шестьдесят человек.

— За Хмеля ничего не чули?

— Отбили Хмеля сегодня утром. Капуста со своими хлопцами подследил, когда его, Абрама и еще семь человек на расстрел вели, ну и… выручили.

Андрей облегченно вздохнул и взглянул на Тимку. Тот радостно улыбался. Оба они подумали о Наталке.

— Ну, хлопцы, едем на ваш хутор, а вечером — до дому.

И Андрей коротко рассказал им о снятии Сухенко и его бегстве в плавни.

3

Начальник штаба бригады, грузный пожилой полковник с пышными черными усами, сопел, поворачивался с боку на бок и никак не мог проснуться.

Андрей стоял в стороне и молча наблюдал, как Бабич и Хмель пытаются разбудить полковника. Наконец он не вытерпел, подошел к кровати и резко тряхнул спящего. Начштаба открыл глаза и приподнялся с кровати.

— Что?! Что такое?.. Ах, это вы, товарищ Семенной. Что–нибудь случилось?

— Где Сухенко?

— Не… не знаю. Он уехал еще до получения приказа об его аресте.

— Один?

— Нет, со своей конвойной сотней.

— Вы приняли командование бригадой?

— Да, хотя мне ее никто не сдавал.

Ну, это неважно… Приказ о выступлении получили?

— Да, думаю денька через два выступить.

— Вы выступите завтра утром.

— Но, товарищ Семенной…

— Без «но»! Довольно морочить голову! Или вы выступите, или я арестую весь ваш штаб.

Начштаба постарался изобразить на лице улыбку.

— Зачем так волноваться, товарищ Семенной? Хорошо. Завтра утром бригада выступит. Вы удовлетворены?

Андрей пошел к двери.

— Товарищ Семенной, я надеюсь, вы не сердитесь на меня?

Андрей остановился у порога, ответил гневно:

— Вы разоружили мой гарнизон, вырубили моих бойцов и хотите, чтоб я улыбался и жал вам руку?

— Мы действовали по распоряжению Ейского ревкома.

— А сдача оружия и имущества гарнизона бандитам, а попытка расстрела коммунистов — это тоже приказ ревкома?

Начштаба изменился в лице:

— Я не знал этого. Распоряжался Сухенко.

Но Андрея уже не было в комнате.

Выйдя на улицу, Андрей отослал Хмеля в ревком с приказом выслать патрули на улицы. Потом спросил Бабича:

— У нас саман есть?

— Есть, от конюшен осталось.

— На дом хватит?

— Ну да, еще останется.

— Надо будет Семену новую хату поскорее поставить. Ты зайди в ревком, посоветуемся. Да чтобы Семен ничего пока не знал.

4

Накануне возвращения Семенного в Староминскую Сухенко получил письмо от генерала Алгина:

«Обстоятельства резко изменились. Открытое выступление в данный момент немыслимо в условиях, когда еще не все части красных ушли с Кубани и не выяснен точный срок выступления армии барона Врангеля. Наше преждевременное выступление было бы заранее обречено на провал и могло бы сильно повредить общему плану. С другой стороны, нельзя, конечно, допустить увода бригады с Кубани. Поэтому предлагаю вам спрятать пулеметы, патроны и казну в надежные места. Пулеметные тачанки разбросать по хуторам, а людей частью распустить по домам, частью же, по вашему усмотрению, увести с командным составом в гривенские, бриньковские и челбасские плавни, как ближайшие к месту высадки десанта. Перед уходом разоружайте станичные гарнизоны, расстреливайте беспощадно коммунистов и всех, кого найдете нужным. Если удастся поймать живым Семенного, препроводите его ко мне под сильным конвоем».

Прочитав письмо, Сухенко сказал начальнику штаба озабоченным тоном:

— Очевидно, генерал Алгин еще не знает о здешних событиях. Вот что, Сергей Петрович. Я возьму свою конвойную сотню и выеду на хутор к его превосходительству, а приказ придется выполнять вам.