Борис Крамаренко - Плавни

— Кому обещал? Мотьке? Ну и иди к ней один, слышишь? Иди! Ну?.. Чего же ты стоишь? Ступай!

Наталка готова была заплакать. Голос ее дрожал обидой, глаза сверкали гневными огоньками.

— Хлопцам обещал, а не Мотьке.

— Вот и брешешь, — Мотьке!

— Ей–богу, хлопцам. Ну, а не хочешь — посидим у тебя на лавочке.

— Они молча прошли к скамейке, врытой у палисадника.

— А я сегодня твоего брата на улице встретил, — сказал Тимка и сейчас же пожалел. Наталка встрепенулась.

— Поздоровался?

— Стояли с ним, разговаривали.

— Брешешь ты!

— Чего «брешешь»? В свой отряд звал… Коня своего подарить обещался.

Наталка радостно взвизгнула и обхватила Тимку руками за шею.

— Тимка! Дрянь ты этакая, чего же ты молчал? Вот не ждала! Тимка, да понимаешь ли ты, что это значит?

Ведь тебя Сеня за бандита считал, а теперь ты наш, понимаешь, наш!

Но Тимка хмурился и старался не встретиться с ней взглядом. Не пойду я в его сотню…

— Как не пойдешь?!

— Да так…

У Наталки защемило сердце. Она внимательно посмотрела на Тимку. «Так, значит, правду стали поговаривать люди, что Тимкин батько жив и вместе с его братом — в банде». Наталка упрямо тряхнула головой. «Ну и пусть, но Тимку она им не отдаст. Тимка будет наш». И она снова прижалась к нему.

— Тимка, родной, любимый мой… Иди в отряд, ради меня. Вед ты мне говорил, что я для тебя дороже всего на свете.

Тимка молчал. Да и что он мог ответить? Ведь не рассказать же ей — дочери убитого партизана и сестре красного командира, — что он ждет скорого возвращения белых, что мечтает быть офицером, а не рядовым бойцом гарнизона, что брат и отец его — в отряде у полковника Дрофы… И впервые Тимка почувствовал, какая пропасть разделяет их. Нет у них ничего общего, кроме любви.

Тимке стало страшно. Боясь, что Наталка отгадает его мысли, он неуверенно проговорил:

— Кто же тогда дома работать будет?..

Наталка облегченно вздохнула. «Ах, вот оно что… А мне–то, дурочке, показалось…» Она насильно притянула к себе его голову' и, куснув его за губу, засмеялась.

— Глупый, а как же другие служат? Настанет пора убирать хлеб, они друг другу помогать будут, помогут и тебе.

«А что, если в самом деле пойти в отряд? Наши будут подходить, всегда успею сбежать от них», — подумал Тимка. Он исподлобья взглянул на Наталку и, видя, что она ждет от него ответа, решительно сказал:

— Ладно, завтра пойду в гарнизон.

В тот же миг Наталка осыпала его горячими поцелуями. Тимка был растроган, но вместе с тем ему было стыдно смотреть ей в глаза. Сняв папаху и подтянув голенища сапог, — так, как делал это Ванька Храп, — Тимка поднялся.

— Принеси мне, Наталка, бандуру, я сыграю тебе новую песню.

Наталка захлопала в ладоши и убежала в хату.

3

Первый запорожский полк конной казачьей бригады вошел в станицу рано утром. Вместе с ним, со штабом и с конвойной сотней, приехал комбриг. Пока квартирьеры разводили казаков по хатам, а штаб занимал выделенный для него дом местного лавочника, комбриг со своим адъютантом прошел в помещение начальника гарнизона.

Два человека настороженно смотрели друг на друга, как бы ощупывая один другого глазами. Некоторое время оба молчали. Начальник гарнизона заговорил первый.

— Честь имею видеть полковника Сухенко?

Комбриг улыбнулся краешком губ.

— Да, я командир конной бригады Сухенко.

В глазах начальника гарнизона вспыхнула и сейчас же погасла усмешка. Он тихо проговорил:

— Не стесняйтесь, господин полковник… Здесь никто не может подслушать нас… Разрешите представиться:

адъютант командующего повстанческими войсками на Кубани — есаул Петров.

Начальник гарнизона протянул комбригу руку, которую тот крепко пожал, и продолжал так же тихо, почти шепотом:

— Вы, очевидно, получили мое письмо, полковник?

— Получил, есаул, и поспешил выполнить приказ генерала.

— Прошу садиться.

Петров подошел к двери, заглянул в соседнюю комнату и, заперев на ключ дверь, сел напротив Сухенко. Достав из кармана офицерских рейтуз портсигар, раскрыл его и протянул гостю:

— Прошу, полковник.

— Ого! Английские сигареты?!

Петров с напускным равнодушием проговорил:

— Года четыре назад я не стал бы курить эту дрянь, а теперь… когда с этой сволочью, — Петров брезгливо поморщился, — приходится ежедневно курить махорку…

Даже плохие английские сигареты кажутся роскошью. Сухенко сочувственно вздохнул.

— Вы правы. Я сам истосковался по хорошему вину, душистой папироске после обеда и просто… вы меня извините… есаул… по чистому белью и чистой постели.

— Я отвел вам квартиру в доме местного священника. Очень милый и культурный человек. Домик маленький… там уютно, чисто, и хозяев только двое — он с матушкой.

Вам там будет очень хорошо, полковник.

Комбриг благодарно улыбнулся. Петров наклонился вперед.

— Если разрешите, мы завтра там встретимся. Здесь все–таки неудобно…

— Вы правы есаул. Нам надо быть очень осторожными.

— Итак, завтра увидимся и обо всем переговорим

подробно. Да, вам, полковник, надо представиться здешним властям.

Поймав вопросительный взгляд Сухенко, Петров поспешил добавить: — Военный комиссар был во время войны писарем в полку. Это — надутый, самодовольный человек. Я им верчу, как хочу… Ну, а о предревкоме и говорить нечего… Стар, тих и глуп… Недавно у нас в районе появилась новая, залетная птица — продкомиссар. Представьте, выгнал предревкома из его кабинета и занял его сам. Ну, да я вам обо всем доложу, а сейчас советую хорошенько отдохнуть.

— Скажите, есаул, а этот таинственный генерал,

присланный Врангелем? Здесь он?

Петров улыбнулся:

— Вам, господин полковник, можно оказать. Только вам — и больше никому. Даже ваш начштаба ничего не должен знать… Таково желание генерала.

— Согласен, есаул.

Понизив еще больше голос, Петров сказал:

— Он здесь… Генерал Алгин заведует финансовым отделом ревкома.

Довольный изумлением, отразившимся на лице Сухенко, Петров откинулся на спинку стула и засмеялся.

4

Командир первого взвода гарнизонной сотни Иван Кравцов, вручая Тимке белолобого вороного коня, долго и по–стариковски обстоятельно толковал, как за ним надо ухаживать.

— Ты погляди на него, — говорил Кравцов, держа коня за гриву — конь — чистое дите. Он только говорить но может, а понимает не хуже человека.

«Дите» прижимало назад маленькие уши и норовило укусить Кравцова за локоть.

— На этом коне, — продолжал комвзвода, — кадеты зарубали моего лучшего дружка, Федора Тура, когда он был в разведке. Конь прибег к нам на второй день… — Кравцов отвернулся. — На, получай коня. А кличка ему Котенок, потому ласковый он да игривый. — И комвзвода вложил в Тимкины руки чембур.