Геннадий Казанцев - Страна Лимония

Герман уже было окончательно сдался и даже повернулся навстречу манящим ароматам, как его окликнул разбитной таксист из приоткрытой двери припаркованной к выходу «Волги».

— Садись, командир! Дёшево прокачу!

— До железнодорожного сколько? — очнулся от гастрономических вожделений Герман.

— Сколько дашь, командир!

— По счётчику, и пятерик сверху!

— Уломал, красавец! И рублик в плюсе за комфорт!

Герман, обильно сплюнув в сторону манящих запахов, сел на заднее сиденье раздолбанной в хлам машины и водрузил рядом с собой чемодан с пальто.

— Поехали!

Шайтан-арба зашлась визгом стартёра и натруженным кашлем оживающего мотора.

— Ого! На форсаж выходит!

Водитель в задрипанной кепке-восьмиклинке понимающе заржал, утопил педаль и с приличным ускорением, кренясь на правый борт, вырулил по кругу на трассу.

— Кормилица, — ласково промолвил водитель, потирая цветастой тряпкой запотевшее лобовое стекло.

— Да уж! — отреагировал пассажир, намереваясь отдаться грустной радости от встречи с любимым городом. Потом, очнувшись, спросил шофёра: — А как насчёт комфорта?

— Что-что? — не понял таксист.

— Ты ж обещал содрать с меня рубль за комфорт!

— А тебе что — не комфортно? Давай про Ташкент расскажу.

— Я и без тебя его знаю.

— Тогда давай спою! А ты можешь покурить.

— Валяй!

— Щас, секундочку... сначала послушай мою сестричку, — с этими словами водитель открыл бардачок и нажал на кнопку кассетного магнитофона «Вега».

— Вот это да! А ты — богатенький Буратино, — пытаясь перекричать орущую Пугачёву, позавидовал Герман. — Я и за полгода на такой не накоплю. Да и с сестрой тебе подфартило!

— А то! — самодовольно ухмыльнулся «брат» Аллы Борисовны.

Видимо, обидевшись на самозванца, известная певица из бардачка сначала запела густым басом, потом истерически взвизгнула и затихла.

— Клять! Снова плёнку зажевала!

— Кто? Алла Борисовна?

— Да не, мля, это советское угрёбище! У брата «Сони» есть, но у него такой фигни не бывает.

— И ты бы себе «Сони» поставил.

— Куда мне! Брат официантом в «Голубых куполах» работает.

— Ну, тады ой! Звиняй, хлопчик, не по «Соньке» кепка! — С этими словами Герман, удобно примостившись на заднем сиденье, вытащил пистолет-зажигалку и громко чиркнул.

— Осечка! — констатировал водила. — Если хочешь стреляться — заплати и выйди.

— Ну ты деревня, это же зажигалка! — со снисходительным укором промолвил пассажир, затягиваясь сигаретным дымком.

Водитель обиженно засопел, снял дерматиновую восьмиклинку, оголив загорелую лысину, и, поглядывая на дорогу, начал высвобождать из магнитофона кассету. Герман, воспользовавшись паузой, принялся с интересом глазеть на мелькающие за окном пейзажи. Всё это ему уже было до боли знакомо: ровная пулемётная лента обрубков ветвистого тутовника вдоль дороги, изредка перемежающаяся пирамидальными тополями, бесконечные перепаханные поля, а за ними — синие горы на горизонте, скрывающие свои вершины в облаках.

— Всё... готово. Дома склею, и всё в порядке. Разве только пару раз икнёт, — подал голос вспотевший от двойной работы таксист.

— Кто икнёт? — не сразу вошёл в тему Герман.

— Да Пугачиха, мать её! Плёнку, говорю, склею, а на месте склейки она икать начнёт, — с этими словами водитель поднял кассету с бородой из спутанной магнитофонной ленты. На кассете линяло-торжественно стояло клеймо Шосткинского завода.

— Ты бы ещё наждачную ленту в свой магнитофон зарядил, говорят — головки чистит до блеска, — насмешливо отреагировал пассажир.

— А где я хорошую ленту куплю? Только недавно на базаре стали появляться всякие там «Марксвеллы» и «Ти-ди-кёшки». Говорят, наше воинство с Афгана привозит. Только цены!..

— Не «Марксвелл», а «Максвелл», фирма такая. «Агфа» ещё есть, тоже хорошая плёнка.

— О, да ты учёный, как я посмотрю, — парировал водитель.

— Да так, книжки с картинками почитываю...

— Молодца! Только всей этой премудрости грош цена, — тормозя перед упирающимся на проезжей части дороги ишаком, резюмировал владелец шайтан-арбы. — И военные наши такие же ослы, как этот. — И, уже высунувшись из окна «Волги», аккуратно объезжая упрямое животное, обдал матом испуганного парнишку, пытавшегося спихнуть непокорное животное в кювет. — Никто уже ничего делать не умеет. Ни тебе воевать, ни тебе ишаком рулить, а ты говоришь — плёнку для магнитофона хреновую делают. Зато в космос летаем!

— А что наши военные... они-то почему ослы? — перебил распалявшегося водителя молодой человек.

— А потому, что не то с Афгана везут! Им бы «Панджгуль» мешками тащить, а они там всякие соники, ссанье да панасоники... А ещё терьяк с гашишом. У нас этого добра и без них хватает.

— Соников и панасоников?

— Да нет же! Наркоты своей хоть жопой ешь!

— А «ссанье» — это что?

— Техника фуфловая — «Саньо».

— Понятно... А «Панджгуль»?

— Платки женские. Пять цветов: четыре по краям и один — посерёдке.

— И что, здесь это дефицит?

— Ещё какой! Любая узбечка без такого платка — что сорока без хвоста.

— Ну и наладили бы в Ташкенте производстве этих платков. Делов-то!

— Так и я о том! Самолёты здоровенные клепают, а на хрен они кому нужны!

— Ладно, ладно, про самолёты — это ты за край хватил, а что, платки — такие дорогие, что ли?

— Мне говорили, раз в 50 дороже, чем за канавой.

— Канава — это Афганистан?

— Он, родимый! Мне сосед говорил — чего там только нет! И музыка, и телеки цветные, и камешки, и золотишко!

— Да уж, богатый народ!

— Куда там!

Оба замолчали, переваривая всяк по-своему содержательную часть разговора. Впереди замаячило здание железнодорожного вокзала. Машина, часто меняя правый галс на левый, изрядно чадя, подходила к парковке.

— Слушай, шеф, — подал голос Герман, — а ты бы меня подождал на стоянке. Я мухой: билет куплю — и назад. Ага?

— Ага-то ага, только заплати за первый рейс.

Герман полез в карман, пока таксист пришвартовывал свою колымагу к бордюру.

— А рублик за музон? — нарочито сердито возмутился водила.

— Полтинник за трёп, минус гривенник — за порванную Пугачёву. Смотри на счётчик, Карузо! — с этими словами молодой человек подхватил пожитки и выскочил из машины.

В воинском зале было пусто. Оформить плацкарту до Ферганы по требованию было делом пары минут. Ещё минуту заняло избавление от багажа в камере хранения. Через мгновение Герман уже выходил из вокзала. Его водитель стоял у машины и энергично жестикулировал перед лицом старого узбека в халате, калошах на босу ногу и двумя тощими мешками за плечами. Подходя к ним, Герман услышал быструю узбекскую речь, перемежаемую русским матом и короткими репликами старого узбека.