Геннадий Казанцев - Страна Лимония

— В двоих вроде попал, — перебил его Конюшов.

— Не трепись! Это я их из кормового уложил!

Герман немного послушал скромных героев и, раздираемый завистью, вернулся к отчёту. Скоро документ на двух листах был готов. Герман вложил его в папку и вышел из палатки, но вдруг вернулся.

— Мужики, а вы мой журнал не видели? — обратился он к друзьям, обсасывающим очередной героический эпизод.

— Это тот, что с бабами? — уточнил кто-то из толпы.

— Да, с ними...

— Белоусов во вторую палатку уволок, — дал наводку Колонок.

Герман решил не терять время и направился в штаб. «Бабы могут подождать», — резонно подумал он. В штабной палатке первое, что бросилось в глаза, был его журнал «Плейбой» с тем же разворотом и с той же девкой на нём, что и вчера. Над девкой склонился сгорбленный полковник Стрельцов, вооружённый, помимо очков, большой армейской лупой. Он беззвучно шевелил губами, читая через мощную оптику набранный мелким шрифтом комментарий к картинке.

— Разрешите обратиться, товарищ полковник! — что есть мочи гаркнул вошедший.

У старика выпала из рук лупа и с носа, зацепившись за одно ухо, сползли очки. Распрямляясь и возвращая очки в исходное положение, полковник закрыл топографической картой изображение голой девицы и наконец обернулся к Герману.

— Разрешите доложить, товарищ полковник! — продолжал капитан.

— Не разрешаю!

Герман слегка струсил.

— Это вы... Это вы, товарищ капитан, распространяете среди личного состава идейно ущербную литературу?! — приходя в себя и закипая от гнева, заревел полковник.

— Никак нет! Это подарок моего доверенного лица!

— Такого же похотливого, как и вы?!

— Никак нет! Как... — у Германа чуть не сорвалось «вы», но он вовремя спохватился.

— Договаривайте, капитан! — зловеще потребовал командир отряда, размахивая перед его глазами вытащенным из-под карты журналом.

Герман струсил не на шутку.

— Вы когда последний раз советские газеты читали? — строго спросил Стрельцов.

— Вчера, — честно признался побледневший офицер, имея в виду тот клочок газеты, что он пытался прочесть в загаженном окопе.

— А если бы эта дрянь попала в руки наших солдат! Какой пример вы подаёте подрастающему поколению!

Наступила гробовая тишина. Полковник с мрачным видом ходил из угла в угол. Наконец он брезгливо отбросил «Плейбой» на кровать.

— Вы хотя бы отдаёте себе отчёт... — с неприязнью глядя в глаза, снова обрушился он на стоящего по стойке смирно офицера. Но очередной разряд гнева был нейтрализован вторжением майора Белоусова.

— Разрешите, товарищ полковник!

Не дождавшись ответа, Белоусов вышел на середину палатки и протянул старику засаленный журнал «Пентхауз».

— Как вы просили, товарищ полковник! — докладывал, ни о чём не подозревая, майор. — «Плейбоев» не было, пришлось взять «Пентхауз», но бабы там даже лу...

— Вон!!! — заорал старый партизан, хватаясь рукой за сердце.

Оба офицера вылетели из штабной палатки.

— Что это он? — недоуменно спросил Белоусов сослуживца.

— Может, он этот номер уже читал, — стараясь выглядеть равнодушным, ответил Герман.

— Да нет же... Хотя... А-а-а! Я понял, — обрадовался майор. — Наверное, этот прощелыга Гаджиев ему первым принёс.

Прощелыга Гаджиев, будто услышав своё имя, спешил к штабу.

— Ладно, Гера, я побежал, — засобирался Белоусов, — мне ещё в бригаду на совещание.

Гаджиев уже поравнялся с обмякшим от такой передряги Германом.

— Что там случилось? Кто это дедушку довёл — орал как резаный.

— Я, — сделав виноватое выражение лица, признался молодой человек.

Капитан молча взял его под руку и повёл в свою палатку. При входе в его покои пахнуло дорогими духами. На второй кровати лежал пограничный майор Перекатов и читал газету «Правда». Перекатов отвечал за солдат-«срочников», которых почти целую неделю вводил в курс дела.

— Пётр Петрович, ты бы не прогулялся минут десять? — попросил его Гаджиев.

Майор встал и молча вышел. Гаджиев впился своими чёрными глазами в Германа. Лицом он напоминал какого-то киношного испанского гранда и мелкого торговца овощами одновременно.

— Ну и?..

Герман молчал, соображая, что бы ему сказать.

— Иса Мурадович...

— Вот, уже лучше.

— Иса Мурадович, — снова начал свою речь Герман, но тут же был остановлен.

— Знаю, уважаемый. Всё знаю! Зачем ты обидел Стрельцова?

— Я? Да чем я мог его обидеть?

— А кто сказал, что после шестидесяти лет у него в мозгу должны происходить необратимые изменения?

— Да не у него конкретно... И потом, это в журнале написано, а я только озвучил.

— В каком журнале?

— «Химия и жизнь».

— А-а-а! Так ты химик?

— Нет, физик!

— Зачем же ты эту фигню читаешь?

— В нашей стране вся научная интеллигенция этот журнал читает. И он совсем даже не научный. Он больше о жизни, чем о химии.

— Ты знаешь, что Ленин сказал о русской интеллигенции?

— Знаю, но тогда интеллигенция ещё не была советской.

— Поверь мне, советская — ещё хуже! — доверительно сообщил Гаджиев, заканчивая опрос. — И цена ей — дерьмо!

Германа начал раздражать этот самонадеянный выскочка. Пока Гаджиев его поучал, он успел разглядеть обстановку в палатке. Довольно приличная мебель. У изголовья кровати — трюмо с наклейками на стекле. На тумбочке — изрядный парфюмерный набор: одеколон «Босс», духи, розовая жидкость для полоскания рта, стилизованный под гранату-«лимонку» дезодорант, ватные палочки. На панцирной кровати — пружинный матрас, шерстяное покрывало с изображением тигра. На покрывале — пистолет Макарова с глушителем и французский журнал. К пологу пришпилены фотографии в рамках: молодой Гаджиев без усов и бороды в обнимку с худенькой смуглянкой; на второй — полная женщина со слащавой улыбкой и двумя девочками по бокам с подписью по диагонали «Исе с любовью». Выше всех — портрет джигита с большими усами, в черкеске с газырями, шашкой и двумя орденами «Красного знамени» в розетках.

— Дед! — перехватив его взгляд, похвастался Гаджиев. — Рубал белоказаков в капусту.

— А мой на Соловках сидел, — как-то буднично сообщил Герман.

— Да, с такой родословной в разведку не возьмут, — посочувствовал любитель парфюма.

— Куда мне! — притворно-жалостливо откликнулся гость. — И шурин за изнасилование в Анжерке сидел.

— Ну-у-у! Целый букет! А как же тебя в органы взяли?

— Видать, по ошибке... Не доглядели. Перед отъездом сказали, что родовые пятна кровью смывать надо.

— Поможем, уважаемый, поможем, не сомневайся! — обнял безродного чекиста за плечи «испанский гранд».

Герман слабо улыбнулся и подумал: «Дон Педро грёбаный! Педрилло хреново! Откуда эти выскочки только повылазили?» — но вслух бросил скромное «спасибо».