Геннадий Казанцев - Страна Лимония

Войдя в доверие к заместителю руководителя отряда, Герман дал ему почитать информацию Гульмамада. Гаджиев высказал полное одобрение и предложил ему оформить вербовку. Гость безучастно согласился. Взяв в руки типовую подписку о сотрудничестве, выполненную арабской вязью на машинке, Герман поплёлся вербовать Гульмамада. Но у КПП афганского друга не было. Рядом с будкой стоял какой-то тщедушный тип с кривыми ногами и маленькой головкой, на которой грибной шляпкой висела немецкая каска.

— Салом Алейкум, — нехотя спел Герман, проходя мимо сменщика Гульмамада. Часовой ловко вытянул на прямых руках автомат Калашникова, поднял ногу и резко опустил, издав звонкий металлический щелчок. Только сейчас Герман заметил на внутренних поверхностях армейских ботинок металлические набойки.

«Здорово это они придумали, — отметил он про себя и вдруг ни с того, ни с сего громко сообщил вытянувшемуся перед ним часовому: — Завтра я его завербую, понял?»

— Понял, — на чистом русском языке ответил часовой.

Герман выпал в осадок.

«Всё, пора в лагерь! — лихорадочно думал он. — Все глупости, что можно было сделать, я уже сделал. «Аллес форботтен!»

На следующий день Герман в течение двух часов вербовал Гульмамада. Решил обойтись без переводчика. Работа была адова. Афганец никак не мог понять, что от него хочет этот добрый русский. Герман, расплываясь патокой и призывая на помощь всю свою интуицию, вёл вербовочную беседу на трёх языках, включая русский матерный. Наконец, он вытащил бланк подписки о секретном сотрудничестве и передал его взмокшему Гульмамаду.

— Прочти!

Афганец склонился над бумагой. Так и не дочитав, он поднял голову:

— Не панимай!

— Что тут не панимай? — не удержался от эмоций Герман.

— Хич-чи (ничего) не панимай!

Герман выхватил у него из рук бумагу с закорючками и сунул ему под нос.

— Читай! Читай вслух, говорю!

— Не панимай.

— Ты что, неграмотный, ты что, читать не умеешь? — выходил из себя оперработник. — Баб голых читаешь, а свои родные буковки сложить не можешь?!

Гульмамад преданно смотрел на Германа, а тому хотелось снять с него каску и треснуть ею тупого афганца по голове.

— Ты правда читать не умеешь? — возобновил взаимную пытку настойчивый русский.

— Читаль умеля.

— Уме-ля! — передразнил его Герман. — Так читай, раз «умеля»!

— Не панимай!

— ?!!

— Ба пашт`у (на пушту) не панимай! — настаивал на своём часовой. — Гавари — магу, читаль — не магу.

До Германа, наконец, дошло: этот долбанный «Дон Педро» выдал ему подписку на языке пушту, а Гульмамад читает только на дари.

— Что же ты молчал, иуда? — обессилено произнёс русский друг, гладя афганского друга по фашистской каске.

Герман за пять минут сбегал к Гаджиеву, поменял бланк с подпиской и вернулся к кандидату на вербовку. Гульмамад с воодушевлением прочёл текст, радостно заулыбался и, возвращая бумагу оперработнику, с улыбкой сообщил:

— Мая саглясна.

— Тогда подпиши!

— Пайс`а лоз`ем аст (деньги нужны), пед`аро-у-духтарх`о фарь`ед микун`анд (детки плачут).

Афганский плач Герман понял без перевода.

— Момент! — крикнул он во второй раз, убегая в лагерь.

Гаджиев тут же сунул ему второй бланк, на поощрение агента.

— Но он ещё не агент! — в отчаянии крикнул Герман.

— Заплати свои, потом оформишь документы и компенсируешь из кассы, — резонно ответил прижимистый «Дон Педро».

— Нам только завтра выдадут. У меня денег нет, — успокаиваясь, сообщил уставший вербовщик.

— А на какие деньги ты японский приёмник купил?

— На калоши обменял!

— Любезный, ты хоть сам понимаешь, что ты несёшь? Кто тебе за калоши приёмник отдаст? Может, ты ещё и фарцовщик?

— Знаешь, Иса! Ты законченный ублюдок! — не выдержал Герман и резко вышел. Его душила неукротимая злоба. В таком состоянии он ворвался в родную палатку. Соседи строчили письма, воруя сюжеты друг у друга.

— Мужики! Кто до завтра денег займёт? — обратился к писателям Герман.

Юрка Селиванов молча встал, спросил у него, сколько надо, и спокойно вручил искомую сумму.

— Юрочка, — не выдержал Герман, — ты знаешь, что по сравнению с тобой Гаджиев — чаша дерьма!

— Первый раз слышу, но без сомнений поддерживаю, — улыбнулся кредитор.

Через десять минут Гульмамад заполнял прочерки в бланке на вербовку.

— Псевдоним, псевдоним придумай! — поторапливал его Герман.

Гульмамад задрал голову вверх, так что каска свалилась и повисла на шее, и, наконец, внёс решающую запись.

— Что написал?

— Морч`ак.

— А это что такое?

Гульмамад пошёл в будку, вытащил оттуда склянку с чёрным перцем и показал его другу.

— Перец?

— На хэйр! Перес — морч. Мая — Морчак!

Видя нервное беспокойство своего русского друга, афганец сложил на коленях три круглых перчинки, выдернул из носа пучок волос и приделал к миниатюрной скульптуре шесть ножек.

— Муравей! — обрадовался Герман.

— Саист, мушавер-саиб! — подтвердил его догадку агент «Муравей».

Весь вечер ушёл на оформление состоявшейся вербовки. Герман периодически выбегал из палатки в поисках нормативных документов. Наконец он вывел заключительную фразу в финансовом отчёте: «Достоверность и целесообразность произведённых расходов в сумме N афгани подтверждаю. Полковник Стрельцов. 12 февраля 1981 года». «Фу-у-у!» — удовлетворённо вздохнул Герман и поспешил в штаб. Капитан Гаджиев даже не стал читать документы и послал его на сверку к Виктору Краснову, тому офицеру, у которого слепая бабка что-то там видела в тумане.

Виктор уже не был тем испуганным человеком, каким его запомнил Герман в вертолёте. Напротив, перед ним сидел красивый, подтянутый брюнет с аккуратно подстриженной бородкой и расчёсанными на пробор волосами. Работник штаба привычно принял документы и углубился в чтение. Периодически он вносил исправления, укоризненно покачивая головой.

— Ну как бабушка? — не выдержал Герман.

— Какая бабушка? Ах, бабушка! Спасибо, хорошо, — не поднимая головы от бумаг, ответила штабная крыса. И чтобы пресечь разговоры на трансцендентные темы, внук слепой старушки назидательно заметил:

— Вам, Герман Николаевич, надо обращать больше внимания на штабную культуру.

— Понятно, товарищ старший лейтенант.

Герман взял бумаги, испещрённые фиолетовыми пометками, и, поминая недобрым словом щелкопёров, пошёл прямо к Стрельцову.

Полковник сидел в штабной палатке за кипой документов и щипал в носу волосы.

— Тебе что, капитан? — хмуро спросил командир.

— Завизировать вербовку и выдачу вознаграждения.

Полковник взял бумаги и бегло их оглядел.

— Какой псевдоним выбрал агент?