Самсон Агаджанян - Звезда печали и любви

— Ничего, Олег Иванович, мы еще повоюем. В обиду вас никому не дам.

Когда она отошла от них, Вадим Егорович покачал головой.

— Не позавидуешь ей. Все шишки сыплются на ее голову.

На уроке начальной военной подготовки в 11 «А» классе Вадим Егорович решил поговорить с Черных. Его беспокоила судьба Олега и он боялся, что тот психологически не выдержит и уйдет из школы. Он подошел к Черных, отвел его в сторону.

— Женя, слышал, что Олег Иванович за четверть тебе ставит двойку?

— Пусть попробует поставить. Пожалеет.

— Кого пожалеет, тебя? — словно не понимая значения его слов, наивно спросил он.

У того по лицу пробежала ехидная улыбка.

— Себя пожалеет.

— Ты в этом уверен?

— Уверен, — нагло заявил Черных.

— Раз уверен — иди. Мне больше не о чем с тобой разговаривать.

Тот пошел к ребятам и, как ни в чем не бывало, схватил баскетбольный мяч, бросил в корзину. Некоторое время Вадим Егорович задумчиво смотрел в его сторону. Потом поднялся и направился к ребятам.

— Поразмялись?

— Так точно! — дружно ответили они.

— Сейчас на оценку бросаем гранату. Сережа, бегом в кабинет. В углу ящик с гранатами. Принеси.

Через пару минут тот принес гранаты.

— Пять минут разминки. Смена поочередно, согласно алфавитному списку. При метании гранаты соблюдайте меры безопасности.

После разминки Вадим Егорович стал по одному называть фамилии ребят. Очередь дошла и до Черных. Гранату он бросил на хилую тройку. Вадим Егорович ее и поставил. Затем военрук повел ребят к перекладине.

— Подъем переворотом. Каждый сам себе выставляет оценку. Честно и справедливо.

Когда он назвал фамилию Черных, тот нехотя вышел из строя, подошел к снаряду. С большим трудом он подтянул тело к перекладине и, упираясь в нее подбородком и подергивая ногами, попытался их перевалить через перекладину, но ему это не удавалось. Словно в лихорадке тряслось его тело. Ребята засмеялись, Черных, как мешок, свалился с перекладины. Вадим Егорович так оценил его усилия:

— В армии за такой подъем переворотом из нарядов не вылезешь.

— Здесь не армия, — под нос себе буркнул Черных.

— Ты прав. Наряда не могу тебе объявить, а вот двойку поставлю.

— Лучше сами покажите, как надо делать.

Вадим Егорович подошел к нему.

— Повтори, что ты сказал?

— Я сказал, чтобы вы сами сделали то, что заставляете делать нас.

Черных, не мигая, нагло смотрел ему в глаза. Это был прямой вызов. Не принять его означало отступить. Военрук подошел к перекладине. Ребята замерли.

— Мне скоро шестьдесят, но смотри, юноша, как надо это делать.

Он посмотрел вверх. В какое-то мгновение он понял, что годы уже не те и что ему вряд ли под силу сделать переворот… Ребята с сочувствием смотрели на него и лишь один Черных злорадно улыбался. Это его разозлило. Он вновь посмотрел на перекладину. Это был последний его шанс доказать не только Черных и ребятам, но и самому себе, что он еще не старик, что у него есть еще сила. И он, как в далекие лейтенантские годы, пружинисто подпрыгнул вверх, крепко уцепился за перекладину и резко выбросил тело над перекладиной. Сделав переворот, он спрыгнул на землю. Ребята зааплодировали ему. Лишь Черных по-прежнему враждебно смотрел на него.

Вадим Егорович взял классный журнал и против фамилии Черных поставил жирную двойку.

— В твоем распоряжении, юноша, ровно десять дней. Хочешь получить пятерку — тренируйся. В конце месяца приму зачет. Понял?

Тот, не мигая, молча смотрел на него.

— Раз молчишь, значит, понял.

После уроков, когда Олег зашел к директору, Галина Анатольевна попросила его:

— Олег Иванович, расскажи подробно, за что ты поставил двойки Черных. Фигура это у нас особая. Через час приедет его мать и разговор предстоит тяжелый. Вчера по телефону я разговаривала с Людмилой Ивановной, рассказала, что у него выходит двойка по физкультуре. Она, конечно, была поражена и сказала, что поговорит с сыном, а потом перезвонит. В полночь она мне позвонила домой. Я не хочу пересказывать ее речь, она была довольно неприятная, но из ее слов я поняла, что она оправдывает сына. Говорит, что Женя больной, а учитель предвзято относится к нему. Поэтому я должна подробно знать происхождение этих оценок, чтобы в разговоре с ней мне не обороняться.

Рассказывая, как выставил двойки, Олег не стал упоминать про наглые угрозы Черных.

— Я полностью на твоей стороне, — выслушав, сказала Галина Анатольевна. — Но в будущем будь очень осторожен в обращении с детьми. Я чувствую, что ты мне не все рассказал. И дело не в том, что Черных слаб физически. Просто ты не можешь простить ему его высокомерия.

Олег вскинул голову.

— Оценку я поставил не за это!

— Олег Иванович, ты меня неправильно понял. Когда увидишь мать Черных, сразу поймешь. Женя не виноват, что у него такой дурной характер. Он плоть от плоти своих родителей. И ты должен понять одну простую истину: воспитывая их физически и выставляя им оценки, нельзя забывать, что перед тобой дети и что они нуждаются в добром отношении к ним. Их надо воспитывать.

— Его уже поздно воспитывать.

— Я с тобой не согласна. Человека можно перевоспитать в любом возрасте, тем более в таком.

Она замолчала, посмотрела на часы.

— Минут через пять она подъедет. Иди к себе. Я тебя позову, если понадобишься.

Олег вышел. Возле канцелярии стоял Вадим Егорович.

— Директор одна?

Олег молча кивнул. Вадим Егорович вошел в кабинет. Галина Анатольевна грустно улыбнулась.

— Пришли поддерживать?

— Так точно. Я хочу вам доложить, что у Черных и по моему предмету за четверть выходит тройка.

— Вы что, сговорились?

— Нет, Галина Анатольевна. Черных должен получить ту оценку, которую он заслуживает. Я понимаю, что вам будет трудно, но если мы сейчас по отношению к Черных не проявим принципиальность, то в глазах ребят потеряем авторитет. Черных уверен в своей безнаказанности и потому так нагло ведет себя. Надо выдержать. Другого пути нет. Как в сорок первом политрук говорил: «Солдаты, отступать некуда, позади Москва!» Нам, Галина Анатольевна, тоже отступать некуда, позади школа.

Он замолчал, потому что в кабинет без стука вошла довольно холеная женщина. Сразу запахло дорогими духами, Вадим Егорович вышел. Людмила Ивановна Черных, не здороваясь, села и недовольно посмотрела на директора.

— Честно признаться, Галина Анатольевна, вы меня разочаровали. Я не предполагала, что из-за какого-то простого учителя между нами возникнут недоразумения.

— Я понимаю ваше состояние. Вопрос очень серьезный, и мне хотелось бы, чтобы вы спокойно выслушали меня.

— Спасибо. По телефону уже наслушалась.

Галина Анатольевна молча положила перед ней классный журнал.