Александр Грачёв - Падение Тисима-Реттоо

— Не верим! — раздались голоса.

— Сколько по твоим доносам казнили наших товарищей? — наседал на провокатора Вэнь Тянь. — Так вот почему ты стрелял в ту ночь в секрете. Думал убить меня и сбежать? Лиса хотела обмануть тигра! Мнение всех было единодушно: казнить.

— Отведите к самому кратеру и там расстреляйте, — сказал Тиба Вэнь Тяню и Гао Цзиню, на чьей спине не было живого места от побоев. — Да засыпьте песком. — Прислужник китайских собак, предатель священной родины! — вдруг завизжал Фуная, повернув лицо к Тиба. — Помни, тебе вырвут язык за меня, когда ты попадешься…

Гао Цзинь с размаху ударил провокатора по лицу, и тот захлебнулся кровью из носа. А через полчаса со стороны кратера донесся сухой треск залпа.

— Как же удалось вам, товарищ Ли, найти этот документ? — спрашивал Тиба Ли Фан-гу.

— Моей заслуги в этом нет, — улыбаясь, сказал старый китаец. — Я только что миновал интендантство и стал подходить к дороге, что отходит из бывшего нашего лагеря, как вижу — оттуда идет кто-то. Я пошел медленнее, чтобы пропустить его вперед, — такой, способ самый выгодный, когда идешь туда: стараться идти позади, а не впереди прохожего. Стемнело еще не совсем, немного было видно. Я разглядел этого человека — рыбак, с удилищем и корзинкой. Когда присмотрелся еще лучше, то вижу, кажется, знакомый. А потом чуть не закричал от радости — Комадзава узнал! Помните, он передал бумагу об операции «Нэмуро»? Догнал его, он говорит: «Пойдем к реке, я передам тебе важные бумажки, они там спрятаны у меня». Пошли, он и достал из дупла дерева эти листки и дал мне. А я дал ему половину листовок. Договорились: я буду оставлять несколько листовок в том дупле, а он мне будет оставлять там информацию о гарнизоне.

— Превосходно, товарищ Ли! — воскликнул Тиба. Потом, тяжело вздохнув, добавил: — К сожалению, нам теперь надолго придется прекратить посещения гарнизона… Обстановка усложнилась. Да и вам нужно лечиться.

Они оставались неподалеку от вершины вулкана в течение недели. Спускались лишь по ночам.

Ли Фан-гу лечили ваннами в теплом пруду, и раненый быстро поправлялся.

На шестой день наблюдающие — их всегда было двое — подали сигнал тревоги: в распадке показался человек. Но оба сразу поняли, что это не солдат. На нем была темная одежда, тогда как солдаты ходили в форме защитного цвета. Тиба первым высказал предположение, что это тот самый русский майор, который сбежал в воскресенье. Все стали пристально следить за каждым его шагом. Видели, как он остановился под одной из глыб, что-то там делал, нагибаясь, потом исчез где-то, снова появился и наконец скрылся совсем, будто сквозь землю провалился.

— Он спрятался под камнем, — первым догадался Кэ Сун-ю. — Я знаю, там под одной из глыб имеется пустота.

— Нужно пойти к нему, — сказал Тиба. — Его могут там поймать солдаты.

— Но он может принять нас за японских солдат, — заметил Ли Фан-гу, — и начнет стрелять. Ведь вы говорите, что он сбежал с винтовкой?

— Что бы нам придумать, товарищи? — обратился ко всем Тиба.

— Разрешите мне, — попросился Кэ Сун-ю. — Я изучал русский язык, когда был в восьмой армии, и знаю немного слов. Я спрячусь за соседней глыбой и буду ему кричать по-русски.

Посоветовавшись, решили: пусть Кэ Сун-ю попробует.

Спустившись в распадок, тот скрылся среди каменных глыб в том месте, где прятался русский.

Грибанову сначала снилось, будто за ним кто-то гонится и повторяет какие-то бессмысленные слова: «товалиса», «сипасиба», «товалиса, сипасиба, самолета». Потом он сразу проснулся, и ему показалось, будто он сходит с ума — эти же слова продолжали повторяться с какой-то фантастической настойчивостью. Встряхнув несколько раз головой, он стал внимательно прислушиваться. Нет, он не сходит с ума, слова эти действительно доносятся снаружи. Он немного отгреб щебень, сделал небольшое отверстие, в которое брызнул солнечный свет, и тут ясно различил ласковый юношеский голос, упорно повторявший одни и те же исковерканные слова. Потом голос стал повторять: «Ленин — Мао Цзэ-дун, Ленин — Мао Цзэ-дун» и снова: «товалиса, победа, сипасиба». Говорил, несомненно, китаец, — у японцев другой акцент. Словно солнечный луч в кромешной темноте, блеснула у него радостная догадка: его зовет один из уцелевших китайцев! Но откуда он взялся? Как он мог выследить его? А не провокация ли? Грибанов пошире раздвинул отверстие и вдруг увидел, что перед ним стоят две банки компота и мешочек с галетами. Сомнений не оставалось: его выследил китаец и подает знаки. Но где он сам?

— Товарищ, где вы? — негромко спросил Грибанов по китайски.

В ответ радостный возглас:

— Я китайский комсомол, я — Кэ Сун-ю, партизан. Товарищ, не стреляйте в меня! Мы хотим помочь вам.

— Да покажитесь вы, товарищ Кэ Сун-ю! — сказал Грибанов.

— Только на мне одежда японского солдата, вы не стреляйте в меня. У меня оружия нет.

И вот из-за камня показалась сначала голова юноши, а потом и весь он.

— Ползите сюда, — пригласил Грибанов.

Но Кэ Сун-ю не пополз, а встал во весь рост и, радостно улыбаясь, подбежал к укрытию.

— Здравствуйте! Вылезайте скорее. Мы на вулкане, следили за вами. Мы знаем, что вы сбежали. Как хорошо, что вы говорите по-китайски.

Кэ Сун-ю говорил быстро, глотая слова, волнуясь. Ему хотелось сразу все сказать. Грибанов вылез, и они крепко пожали друг другу руки.

— Ну теперь ведите меня к вашим.

Это была поистине самая счастливая минута в жизни каждого: и Грибанова, и Тиба, и китайцев, когда Грибанов и Кэ Сун-ю достигли базы повстанцев.

— Да у вас тут целый партизанский отряд! — загремел веселый, голос Грибанова. Его богатырская фигура заметно возвышалась среди повстанцев. — С такими силами можно горы свернуть!

В эту ночь никто из них глаз не сомкнул, слишком много было такого, о чем хотелось поговорить. И они проговорили до утра.

Побег Грибанова привел подполковника Кувахара в жестокое смятение. За долгие годы палаческой практики Кувахара еще никогда не терпел такого поражения, если не считать бунта военнопленных и его последствий. Но именно потому, что эти события последовали одно за другим в течение короткого времени, он готов был впасть в мистику: начал верить в сны и приметы. Наблюдавшие за ним тогда отмечали, что он даже утратил бравый вид самурая. Взгляд его стал бессмысленным, блуждающим.

Может быть, немалую роль в этом сыграло и то, что при первом же объяснении с глазу на глаз с командующим последний заявил в очень грубой форме, что потребует отзыва Кувахара с Тисима-Ретто, если Грибанов не будет пойман в самые ближайшие дни. При этом командующий напомнил Кувахара и о бунте военнопленных, и о неудачной, операции потопления советского парохода, и о листовках, все чаще появлявшихся в гарнизоне. Всей кожей почувствовал Кувахара: его карьере угрожает серьезная опасность.