Гено Генов-Ватагин - Скажи им, мама, пусть помнят...

Хозяева дома несколько успокоились и пригласили меня к столу. «Хорошие люди, — подумал я, — в селе, очевидно, полно полицейских и солдат, а они все-таки приняли меня и даже пригласили к своему столу».

На какое-то мгновение мне показалось, что я в родном доме. Может быть, этому ощущению способствовали расписные тарелки на столе, которые очень напомнили мне мой дом. Именно в таком глиняном блюде мама, когда я был ребенком, приносила мне завтрак.

Так я и не смог понять, какую еду подали на стол, но рядом с большим блюдом, стоявшим посередине, увидел глиняную миску с крупным желтым маринованным перцем.

Я не сел к столу, а только взял кусок теплого хлеба и несколько стручков перца, завернул все это в тряпку и вышел, предварительно предупредив хозяев, чтобы они никому ничего по рассказывали.

Йонко ждал меня с нетерпением.

— Почему ты задержался? Что случилось? Принес чего-нибудь поесть?

— Все в порядке, ты только потрогай, какой теплый и мягкий хлеб.

Мы отошли от села, уселись у самой дороги и занялись хлебом и янтарным перцем.

Рассвет встретили где-то около села Калековец — в десяти километрах от Пловдива. Пловдивская равнина, которую я всегда считал одной из самых красивых в нашей стране, сейчас показалась мне голой, черной и непривлекательной.

Нам предстояло войти в город, где нас из-за каждого угла подстерегала пуля.

— Давай где-нибудь спрячем винтовки, — предложил я. — Они в городе нам только помешают, тем более что замаскировать их невозможно.

Решили двигаться вместе с рабочими бочарной фабрики, которая находилась в трех-четырех километрах восточное Пловдива, на шоссе, соединяющем город с селом Рогош.

Спрятав винтовки в заброшенном домишке неподалеку от города, мы пошли вместе с рабочими бочарной фабрики. Дул пронизывающий, холодный ветер. Мы уже совсем приблизились к городу. По одежде мы почти не отличались от идущих рядом с нами рабочих. Йонко носил сшитые из грубого сукна штаны, короткий потертый пиджак и сверху спортивную куртку из зеленой непромокаемой материи. На мне были брюки городского покроя, крестьянская обувь и короткая шуба.

Только мы добрались до первых домов квартала Каршиак и едва почувствовали себя горожанами, как шедшая впереди группа, служившая нам чем-то вроде заслона, неожиданно остановилась. Началась какая-то суматоха. Мы заметили нескольких полицейских и гражданских в мягких шляпах и демисезонных пальто.

— Это становится подозрительным. Куда же нам податься? — спросил Йонко.

Мысль работала лихорадочно. Если мы повернем назад, то вызовем подозрение, отступать некуда — вокруг открытая местность. Полицейские легко бы справились с нами. И мы пошли навстречу им.

— Спокойно, Йонко, — сказал я. — Мы — рабочие бочарной фабрики. Не забывай об оружии, но не торопись… Стрелять только по моей команде!

Когда мы поравнялись с полицейскими, они уже проверили документы большинства рабочих. Два агента в штатском направились к нам.

«Конец!» — подумал я.

— Эй, вы там, предъявите ваши удостоверения! — крикнул нам один из агентов в штатском.

— Да что вы делаете вид, будто не узнаете нас! — проговорил я. — Неужели каждый раз будете требовать удостоверения личности!

У них, по всей видимости, создалось впечатление, что мы действительно рабочие. А мы, как только завернули за угол ближайшего дома, сразу же бросились бежать вдоль улицы. Пока агенты сориентировались, мы успели удалиться на значительное расстояние от них.

— Стой, стой! — закричали полицейские вслед нам и открыли стрельбу.

Я оглянулся и понял, что стреляют в воздух.

— Йонко, не стреляй!

Агенты продолжали стрелять в воздух, решив, что у нас нет оружия и им удастся схватить нас живыми.

Они продолжали кричать и стрелять. Держали они себя довольно-таки смело, потому что с нашей стороны не раздалось ни одного выстрела. Я остановился и несколько раз выстрелил в первого из наших преследователей. Полицейские сразу же растерялись. Один из них упал, а остальные засуетились вокруг него и прекратили преследование.

Воспользовавшись суматохой, мы свернули в переулок и исчезли в темноте, надеясь, что враг потеряет наши следы, но наши надежды не оправдались.

Как только началась перестрелка, на ноги подняли полицейских из соседних участков, которые блокировали квартал. Куда бы мы ни пробовали сунуться, чтобы выбраться к центру города, нас повсюду встречали выстрелами. Улицы опустели, люди попрятались в своих домах, только мы, как птицы в клетке, которые в поисках выхода бьются о решетку, бросались из одной улицы в другую. Но оказалось, что все пути перекрыты. Нам не оставалось ничего иного, как выбираться из города.

Там, где сейчас возведены красивые здания пловдивской ярмарки, где шумит фонтан и где шепчутся тополя, где вечером целуются счастливые влюбленные, на этой поляне в декабрьский вечер мы с Йонко были окружены полицейскими со всех сторон. Нас преследовали, за нами гнались, как за бешеными собаками, а возможностей вырваться из кольца окружения практически не существовало, к тому же у нас кончались патроны.

Мы залегли на берегу реки, ломая себе голову, что же предпринять и как выбраться из этого положения.

Марица плавно несла свои воды, в которых отражались электрические фонари бульвара на противоположном берегу.

— Йонко, браток, ты умеешь плавать?

Тот не ответил, но его крепкая рука легла мне на плечо, и я понял, что он готов на все.

Единственное спасение — Марица. Маленькую надежду вырваться из окружения я видел только в том, чтобы переплыть реку. И мы бросились в холодную воду. Она схватила нас в свои ледяные объятия. Казалось, что кровь в наших жилах остановилась, перестало стучать сердце. Но мысль о том, что мы выполняем приказ партии, спасаем товарищей, придавала нам силы, а воля к жизни — сильнее всего. Молодость, устремленная к свободе, жаждала победы.

— Нас заметили, — задыхаясь, прошептал Йонко.

На противоположном берегу предательски светили электрические фонари.

Только на мгновение луна вынырнула из облаков, и перед нами вдали показался силуэт холма Сахаттепе.

— Держись, Йонко, мы молоды и нужны партии.

Мы отплыли от берега. Облава продолжалась. Потеряв наши следы, полицейские вели беспорядочную стрельбу, но, когда мы достигли середины реки, они нас обнаружили и открыли прицельный огонь. Другая группа полицейских поспешила к Старому мосту через Марицу, чтобы отрезать нам путь.

— Нет, этим гадам не удастся нас обогнать, — сказал Йонко.

— Это же надо попасть в такой переплет! Однако, посмотри, и на этом берегу люди с винтовками.

И мы увидели, что по берегу Марицы снуют солдаты. Некоторые из них остановились и стали внимательно следить за нами. Я подумал: «Это уже конец! Нам некуда податься. Значит…» Словно электрический ток, пронзила мысль о смерти. Тогда пусть это будет смерть, достойная партизан. Геройская смерть!