Анатолий Чехов - У самой границы

По голосу и улыбке Лаврова чувствовалось, какая крепкая дружба была у него с Рексом.

— Цюра идет! — негромко сказал Лавров, и Рекс моментально вскочил, чтобы не пропустить идущего по двору Цюру.

— Эй, Рекс! — крикнул Цюра.- Дай!

Злобно рявкнув, Рекс бросился к бачку и доел суп, потому что совершенно не переносил слова «дай».

— Эго Зозуля придумал, чтобы он доедал суп,- сказал Славка.- А если он с цепи сорвется, так он даст!

— Ну, вы, наверное, меня ждете? — обняв ребят за плечи, сказал старшина, и Саша со Славкой наконец-то зашагали рядом с ним к дому, возле которого стоял запряженный в телегу Серый.

Ребята с самого утра были готовы в дорогу,- отъезд теперь задерживался из-за Альки.

Альке давно хотелось носить настоящие длинные брюки с поясом. Саша знал, как много значат эти, казалось бы, мелочи. Он и сам, когда только приехал на заставу, в самую жару не снимал свою флотскую тельняшку и внутренне был согласен, что для поездки в деревню Альке просто необходим настоящий костюм.

Нюра сшила ему все по форме, как у дяди Андрея, но эти несчастные брюки никак не держались на Алькиной фигуре и катастрофически ехали вниз. Вокруг Альки совещались и Нюра, и старшина Лавров, и капитан Рязанов. Даже Цюра, глубокомысленно сдвинув брови, посоветовал Альке ходить и, пока привыкнет, держать штаны руками. Все равно ничего не получалось. Алька ходил, ходил, но не будешь же их все время руками держать? Так и пришлось опять пришить помочи.

Чтобы утешить Альку, Нюра достала из стоявшей на телеге плетенки бутылку с морсом. Перед отъездом она надавила в кружке земляники с сахаром и залила ее кипяченой водой.

Алька попробовал и даже задумался.

— Знаешь, мама,- сказал он,- бутылка нам будет мешать,- давай я лучше сейчас выпью…

Наконец сборы закончились, Альку посадили на телегу рядом с Цюрой, капитан помахал им на прощанье рукой, и телега тронулась.

Саша и Славка зашагали с Лавровым и Нюрой по неизвестной и таинственной лесной дороге, где за каждым бугром и поворотом ожидало их что-то новое, где даже деревья, обступившие извивавшуюся двойную колею, были необычные, старые, замшелые, с узлами сучьев и натеками смолы, с протянутыми к дороге хвойными лапами.

Пофыркивает Серый, колеса с шорохом уминают глубокие борозды в песке, стучат по камням, катятся по плотному дерну, и тянется, тянется от поворота к повороту, поднимается на бугры, спускается в ложбины, тарахтит бревенчатыми мостками бесконечная лесная дорога.

Никто, кроме пограничников, не ездил по ней, никто не ходил в лес смотреть, как целые семейства грибов поднимают на клейких шапках сосновые иглы, как наливается сизым налетом ягод черничник и по набухшему мху заболоченных ламб рассыпаются белые ягоды клюквы. На этих звериных тропах, камнях и болотах, на этих деревьях шла особая, скрытая от глаз человека жизнь.

Может быть, здесь, где они шли, стлался по заячьему следу огненно-рыжий лис, и, увидев его, взлетели на деревья тетерки. Кто-то тяжелый ступил на бревно, вдавил его в мох, оставил на коре следы мощных когтей…

Может быть, здесь, где они шли, насмерть бился с волком лось-великан и умчалась сквозь чащу лосиха с теленком; а наутро, когда разгоралась заря, токовал на суку осторожный и чуткий глухарь.

Вереницей проплыли над просекой гуси, частой дробью ударил по дереву дятел, засосало у ручья след волчьей лапы, где-то далеко возле деревни заблеял ягненок.

Справа и слева подступал дикий лес с буреломом и завалами, каменными грядами и болотами, где годы и десятки лет, проходя над тайгой, настилали на озера и ламбы подушки мха, по которым наверное никогда еще не ступала нога человека…

— Ну-ка, бегом сюда! — наклонившись над чем-то, позвал их Лавров.- Кто прошел,- спросил он,- медведь или лошадь?

Ясно было, что медведь никак не походил па лошадь, но даже Славка — опытный пограничник — ничего не мог разобрать: на узенькой тропке лежали срезанные чем-то острым стебли травы, и больше ничего.

— А что это? — спросил Лавров и показал на кочку рыхлого мха.

Мох… Обыкновенная кочка мха, больше ничего…

— А ну-ка посмотрим,- сказал старшина и ощупал рукой вмятину подо мхом.- Лось прошел,- сказал он.- Лошадь переставляет ногу низко и стебли вырывает, а у лося копыта острые, он хоть и высоко поднимает ноги, зато траву, как косой, режет…

Вдруг Лавров сделал испуганное лицо и уставился на тропинку:

— Стойте! — шепотом сказал он.- Смотрите!..

Возле кочки мха поперек тропинки был не очень ясно отпечатан след сапога. Кто-то пересек тропинку и ушел в лес.

— Хорошенько смотрите! — приказал Лавров.

Славка даже на корточки присел и прямо носом водил по мху, Саша тоже присел и запустил руку под кочку, как это только что делал Лавров.

— Так не смотрят,- сказал старшина.- Если у вас малозаметный след, надо смотреть против солнца, тогда каждая впадина бросает тень и сразу видно — свежий след или старый, нормально шел нарушитель или вперед пятками… Сюда идите…

Ребята зашли на место старшины, опустились на корточки и, стараясь ничего не пропустить, уставились на отпечаток ног.

Старшина неожиданно подтолкнул их сзади, и они оба так и ткнулись носами прямо в мох. Ни Саша, ни Славка не ожидали, что он сыграет с ними такую штуку. Пока они поднимались на ноги, Лавров был уже на дороге и догонял телегу.

— Получше смотрите! — крикнул он.- Что другое, а след собственного старшины каждому солдату знать положено!

Саша ни разу еще не видел, чтоб Лавров был таким веселым.

— Ура! — крикнул Славка и бросился вдогонку, Саша за ним, оба прямо с ходу налетели на Лаврова.

— Ай-ай, что вы делаете?.. Ой!..- отбивался старшина.- Стойте! Не щекочите! Из пистолета дам стрельнуть!..

Альке страшно надоело сидеть на телеге,- Нюра не пускала его на землю потому, что в лесу было сыро. Высовываясь из-за узла с постелью, Алька кричал «ура» прямо с телеги.

— Давайте пистолет! — потребовал Славка.- А то опять защекочем!

— Что ж ты — возле границы будешь стрелять? — сказал Лавров.- Отъедем, тогда и стрельнем.

Опять он их перехитрил!

Цюра подождал на горке старшину и ребят: впереди был длинный пологий спуск. Все, даже Лавров, сели на телегу и покатили вниз к бревенчатому мосту через ручей, поблескивавший сквозь зелень кустов. И снова потянулись по сторонам укрытые мохом и черничником скалы, сосны, елки, молодой березняк и озера, озера, через каждые полкилометра.

— Теперь можно стрельнуть! — сказал, наконец, Лавров и спрыгнул с телеги.- Кто собьет коробок,- предложил он,- тот будет молодец, кто промажет, тот — мазила. А на мазиле молодец будет верхом ездить.