Самсон Агаджанян - Стон березы [сборник]

— Кто поет?

— Осужденная Семенова.

Осторожно ступая, он направился к углу здания, выглянул. В двух шагах, спиной к нему, на земле сидела Она и чистила кастрюли. Заколдованный ее голосом, он замер.

"…Все подружки парами, только я одна…" Много раз он слышал эту песню, но ни разу ее не исполняли с такой душевностью. Вместе с песней его поразило и другое: ее руки прикасались к посуде так, будто она перебирала струны…

Диана, почувствовав на себе взгляд, резко повернула голову. Какое-то время она оставалась неподвижной. Ее большие голубые глаза с расширенными зрачками испуганно смотрели на него. Опомнившись, она вскочила на ноги и, стыдливо пряча глаза, опустила голову. Видя ее замешательство, доброжелательно улыбаясь, он произнес:

— У вас удивительно нежный голос.

Диана приподняла голову, глаза их встретились. Они смотрели друг на друга и не было такой силы, которая бы могла разлучить их взгляды. Время словно остановилось для них, во всей Вселенной были только Он и Она…

Первой опомнилась Диана. Краснея, она отвела взгляд, подняла с земли посуду и побежала в ШИЗО. У себя в каморке она почувствовала слабость в ногах, сердце учащенно билось. Она опустилась на нары. По ее щекам покатилась крупная слезинка. И, словно обращаясь к Всевышнему, тихо прошептала:

— Пожалуйста, сжальтесь надо мной! Не делайте мне больно! Боли у меня и так хватает…

Сазонов, выходя с территории ШИЗО, облегченно вздохнул. Его охватило странное волнение. Вновь перед его взором были ее глаза. "Что за чушь!” — встряхнул он головой.

Навстречу ему чуть ли не бегом приближался дежурный по колонии майор Данилов, он был настолько тучный, что с трудом отрывал ноги от земли. Подойдя, переводя дыхание, стал докладывать, но Сазонов остановил его.

— Как служба, товарищ майор?

— Пока без происшествий, товарищ подполковник.

— Ну, раз все нормально, я пойду к себе. Через полчаса начну принимать осужденных. Объяви по радио. Я жду.

Когда он подошел к штабу колонии, который находился в зоне напротив вечерней школы, то заметил возле своего кабинета группу ожидающих его осужденных. Увидев его, они притихли

— Здравствуйте! Что-то сегодня вас многовато, — доброжелательно окидывая их взглядом, произнес он. — Не переживайте, приму всех

— Спасибо! — раздались голоса.

Когда за ним закрылись двери, осужденные на все лады начали хвалить нового начальника, вспоминая прежнего, который месяцами не принимал их.

Час за часом длился прием, а желающих попасть к Сазонону не становилось меньше. Несколько раз контролер по надзору пыталась разогнать их по баракам, но они не хотели уходить. Контролеру все это порядком надоело, и она решительно вошла в кабинет начальника

— Товарищ подполковник, может, на сегодня хватит?

— А много их там?

— Десять.

Некоторое время Сазонов думал, что делать.

— Неудобно, я им пообещал, что приму всех.

— Так вы и до утра их не примете!

— Ничего не поделаешь, я слово дал. Пусть очередная заходит.

Прием подходил к концу, когда вошла средних лет аккуратно одетая женщина. Она скромно поздоровалась, молча подошла к столу, положила перед ним письмо. Оно было от матери, которая сообщала дочке, что ее сын Саша находится при смерти в больнице и каждый раз, когда приходит в сознание, спрашивает, почему до сих пор нет мамы. Закончив читать, Сазонов посмотрел на женщину. В ее глазах стояли слезы. Она медленно опустилась на колени.

— Богом прошу. Отпусти на пару дней. Пожалуйста…

Сазонов поднялся из-за стола, подошел к ней, подняв с пола, посадил на стул. Она, глухо рыдая, все просила пару дней. Неожиданно для себя, отбросив огромную дистанцию, разделяющую их, он притянул ее к себе и, поглаживая вздрагивающие плечи, сочувственно произнес:

— Была бы воля моя, я бы вас не на пару дней, а насовсем бы отпустил. Но здесь я бессилен. Я не могу переступить закон.

Она ушла, а он все сидел и думал о судьбе этой осужденной, которой ничем не мог помочь…

Домой он приехал поздно. Дверь открыла мать. Отец, сидя в кресле, читал газету.

— Добрый вечер, папа.

Иван Константинович, мельком бросив взгляд на сына, молча кивнул головой. Юрий опустился в кресло и прикрыл глаза. Елизавета Петровна подошла к сыну.

— Юра, ты поздно стал приходить домой, это меня тревожит, И вид у тебя неважный.

— Работы много, а сегодня у меня по графику приемный день.

— Устал?

— Физически нет, а вот морально не выдерживаю. Я не думал, что так тяжело мне будет в колонии. Осужденных жалко. Среди них очень много хороших, просто по глупости наших законов попавших туда…

— Насчет законов советую язык придержать, — хмуро поглядывая на сына, перебил Иван Константинович. — Они сами виноваты.

— Я с тобой, папа, не согласен. Именно наши дурацкие законы толкают человека порой на преступление. Недаром английская пословица гласит: "Не вор делает дыру в заборе», а дыра и заборе делает вора". Такой дырой является наша власть. Вот послушай, вчера пришел этап, я познакомился с делом одной осужденной. Она работала заведующей магазином. Посадили ее на три года, и знаешь за что?

— Не знаю и знать не хочу, — под нос себе буркнул Иван Константинович.

— А вам уважаемый депутат Верховного Совета, не мешало бы знать, как по вашим законам живут ваши подданные.

Иван Константинович, сняв очки, сердито посмотрел на сына.

— Интересно ты рассуждаешь! По-твоему выходит, что государство своими законами толкает человека на преступления? Это для меня новость!

— Да, папа, именно так. На примере этой осужденной можешь сам убедиться в абсурдности наших законов. Работая заведующей магазином, она получала 120 рублем, за перевыполнение плана в квартал получала рублей 20–30, у нее на руках трое детей, муж-инвалид. Как ты думаешь, можно ли на эти деньги нормально жить?

— Выходит, по-твоему, ей надо воровать?

— Папа, а другого выхода у нее нет.

— А совесть?

— При чем здесь совесть? Совесть должна быть у государства, которое подталкивает человека на преступление.

— Ты далеко заходишь. Смотри, как бы шею не свернули.

— Для этого, папа, много ума не надо. У нас это четко делается, потому что народ — безмозглый раб.

— Да ну?.. — покачивая соловой, ухмыляясь, протяжно произнес Иван Константинович и со значением посмотрел на жену. — Ты слышишь, что за чушь порет наш сыночек? По его словам, наша советская власть виновата, что воры, мошенники, убийцы попадают в колонию. Ты в своем уме? Или от работы в колонии у тебя сдвиг по фазе произошел?

Юрий, улыбаясь, смотрел на отца.

— Не беспокойся, папа, я в своем уме, а вот насчет здравого ума руководителей нашего государства я начал сомневаться. Надо их в шею гнать.