Николай Гнидюк - Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы

Подошел «старший». Это был уже немолодой, сутуловатый подполковник саперных войск, видать, из инженеров-интеллигентов, так как обратился он к Николаю Ивановичу очень вежливо — совсем не так, как должен разговаривать высший офицерский чин с низшим:

— В чем дело, герр гауптман? Чем вы недовольны? Кто вас оскорбил?

— Герр подполковник, — Кузнецов снова отбросил накидку, — я офицер немецкой армии, еду с фронта в Луцк, очень спешу. Прошу помочь мне перебраться на ту сторону.

Подполковник не стал больше ни о чем расспрашивать, приказал своим подчиненным немедленно оказать нам помощь. Николай Иванович сел на свое место. Немцы настелили досок, и Коля Струтинский стал потихоньку газовать. Но эта услуга доблестному фронтовому офицеру показалась для подполковника недостаточной.

— А ну-ка, давайте! — сказал он своим солдатам и вместе с ними принялся подталкивать наш «оппель».

Смешно было наблюдать эту сцену. Смешно… А могло быть для нас очень грустно. Стоило лишь подполковнику поинтересоваться, каким грузом заполнен багажник машины (а там было оружие и разведывательные материалы), как из вежливого интеллигента он превратился бы в безжалостного врага. Но этого не случилось. Не случилось благодаря находчивости, сообразительности нашего бесстрашного разведчика Николая Ивановича Кузнецова.

Мы знали, что и в новой обстановке он будет чувствовать себя так же уверенно и действовать с еще большей решимостью.

Мы втроем в ночном зимнем лесу. Миша Шевчук, Коля Струтинский и я. Время уже позднее, давно пора спать, но нам не до сна.

— Помните, ребята, — обращается к нам Струтинский, — как говорил Николай Иванович: «Мы с вами хотя и беспартийные, но выполняем важное партийное поручение». И знаете, о чем я подумал сегодня? Я подумал о том, чтобы вступить в партию.

Я и сам не раз думал об этом. Совсем недавно пришла к нам в отряд большая группа советских военнопленных — человек сто, если не больше. Они не покорились врагу, разоружили охрану и всем лагерем ушли в партизаны. Перед новичками выступает Сергей Трофимович Стехов. Он рассказывает об отряде, о порядках в нем, о задачах и долге каждого партизана, о положении на фронте.

— Нас сюда направила партия, товарищи, — сказал комиссар, — чтобы не давать оккупантам покоя ни днем ни ночью, чтобы вести с ними беспощадную борьбу. Это священное поручение нашей партии мы успешно выполняем. Вступая в наш отряд, вы должны помнить, что вы становитесь исполнителями воли партии.

В тот же день я прочитал объявление:

«Сегодня в 18.00 состоится закрытое партийное собрание.

1. Прием в члены партии.

2. Задачи партийной организации отряда по воспитательной работе среди прибывших из плена.

Докладывает комиссар отряда С. Т. Стехов.

«А почему я до сих пор беспартийный? — подумал тогда я. — Ведь я тоже принимаю участие в выполнении заданий партии… А Николай Иванович? Разве я знаю человека, который бы больше, чем он, был достоин звания коммуниста?»

Я подошел тогда к нему и спросил:

— Скажите, Николай Иванович, почему вы до сих пор не вступили в партию?

— Знаешь, — ответил он, — не ты первый спрашиваешь меня об этом. А разве быть коммунистом — значит только заполнить анкету и получить билет? Нет, надо быть коммунистом душой и сделать что-то такое, чтобы стать частицей партии, заслужить это высокое звание. А я еще молод и ничего особенного, ничего необыкновенного не сделал. Я большевик, всем сердцем, всеми мыслями большевик, а подавать заявление в партию, считаю, мне еще рано.

«Где уж там мне, — подумал я, — если Николай Иванович считает, что надо подождать, испытать себя». Так и не пошел тогда к комиссару, но мысли мои окончательно захватила мечта стать коммунистом — членом великой ленинской партии.

И когда я узнал, что Струтинский думает о том же, я не мог не поделиться с друзьями своей заветной мечтой.

Мы с Колей ждали совета от Шевчука: ведь он был старше нас и имел за плечами солидный опыт подпольной борьбы.

— Я считаю, ребята, что нам стоит поговорить с Сергеем Трофимовичем, — поддержал Михаил. — Пойдем к нему все вместе.

На следующий день мы пришли в штаб.

— Что вам, ребята? — встретил нас с улыбкой Медведев. — Наверное, потянуло снова в разведку?

— Да нет, мы к комиссару с вопросом…

— Так, может, мне выйти? — рассмеялся командир.

— Не будем шутить, Дмитрий Николаевич, — сказал Стехов. — Вижу: у ребят серьезные намерения. Слушаю вас, товарищи.

— Да мы… — начал было Коля Струтинский, но запнулся на полуслове.

— Оба Николая, — смело сказал Шевчук, — решили стать коммунистами. И вот пришли к вам, Сергей Трофимович, за советом.

— Садись, — сказал Стехов. Он не спеша набил свою трубку ароматным табаком, прикурил, крепко затянулся и, немного подумав, сказал: — Надеюсь, каждый коммунист нашей партийной организации не откажет вам в рекомендациях. Вот вам Устав. Внимательно его почитайте. Кстати, я и сам могу дать вам рекомендацию.

Мы с Николаем не рассчитывали услышать такое и молчали, не зная, что ответить. А Сергей Трофимович продолжал:

— Николай Иванович пошел на новое задание, и я уверен, что, когда вернется в отряд, мы и его будем принимать в партию. У мае с Дмитрием Николаевичем был уже разговор об этом. Рады, что наша партийная организация растет, что в ее ряды вступают смелые и отважные люди.

Медведев, присутствовавший при этом разговоре, сидел в стороне и что-то писал. Казалось, он даже не слышал, о чем идет речь. А как хотелось знать мнение командира!

— Спасибо вам, Сергей Трофимович! — сказал Струтинский. — За доверие спасибо…

— И вам, Дмитрий Николаевич, — добавил я и обернулся к командиру, ожидая, что он ответит.

Медведев поднял голову, посмотрел на меня и Николая, потом взял со стола два исписанных листа бумаги и, протягивая нам, сказал:

— Сергей Трофимович прав: каждый из нас даст вам рекомендацию. Пусть одной из них будет моя. Вот вам, ребята, мое благословение.

Я держал в руках этот небольшой листок, как бесценное сокровище, которое откроет передо мной новые горизонты, ясные и широкие. Пожалуй, больше, чем когда бы то ни было до этого.

Что-то подобное я чувствовал весной сорок второго года, когда в военкомате, после неоднократных настойчивых просьб, наконец услышал долгожданный положительный ответ. Военный комиссар, уже немолодой, на первый взгляд суровый человек, напутствовал тогда меня, словно паренька, делающего первые шаги в жизни. Он, коммунист, покрытый сединой, на теле которого оставили следы сабля белогвардейца и пуля самурая, поверил, что из меня, никогда в жизни не державшего в руках оружие и не встречавшегося лицом к лицу с врагом, выйдет разведчик. И сколько раз потом, когда приходилось попадать в сложные ситуации, я вспоминал комиссара и его искренние отеческие наставления!