Николай Гнидюк - Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы

После разговора с Лукиным я пошел к Марии Титовне Левицкой. Трудно передать радость, с которой встретила нас эта женщина. После первого разговора мы поняли, что имеем дело с человеком, способным полностью посвятить себя подпольной борьбе. Она без колебаний согласилась сделать свою квартиру местом встреч разведчиков.

Ее муж Феликс был чернорабочим в немецком ресторане и часто сообщал нам о том, что творится в этом заведении. А сама Мария была одной из первых и одной из самых отважных наших связных. Помогала нам и ее соседка — Вера Гамонь.

Названные мною люди — это первые наши помощники, начавшие сотрудничать с нами, как только мы появились в Ровно. Позже их стало значительно больше, а летом 1943 года в Ровно все чаще можно было слышать откровенные разговоры о партизанах, об успехах Советской Армии, о Советском Союзе. В сквере, на базаре или в парикмахерской к вам мог неожиданно подойти гражданин и шепотом спросить:

— Скажите, пожалуйста, не знаете ли вы случайно, где можно найти партизан?

Или:

— Не партизан ли вы?

Для читателей это может показаться странным, но так было в действительности, хотя кое-кто задавал такие вопросы с провокационной целью. Гитлеровцы считали себя хозяевами на оккупированной земле. Они из кожи лезли, чтобы превратить советских людей в своих рабов, но никакие пытки, аресты и расстрелы, виселицы и лагеря смерти не убили в народе веры в победу. И мы, партизаны, а не оккупанты чувствовали себя настоящими хозяевами положения, на нас с надеждой смотрели люди, нам они помогали. И эта поддержка удесятеряла наши силы.

Много было у нас друзей среди местного населения, но были и враги.

В первую зиму нам приходилось довольно много путешествовать. Обер-лейтенант Пауль Зиберт расширял круг своих знакомств. Мы ездили на красивых санях, запряженных крепкими серыми лошадьми. Огромного роста, широкоплечий кучер Коля Приходько и подтянутый, сосредоточенный немецкий офицер внушали встречным людям страх, и они, заслышав позвякивание бубенцов, прятались по домам. По дороге приходилось останавливаться на обед или располагаться на ночь. Понятно, в таких случаях немецкий офицер заезжал к старосте или к какому-нибудь кулаку.

Однажды Приходько на большой скорости въехал во двор богатого особняка. Хозяин, заметив в окно немца, быстро выбежал навстречу и низко поклонился обер-лейтенанту. А тот, даже не ответив на приветствие, как и подобает завоевателю, стал ругаться, обозвал дядьку «украинской свиньей», не умеющей встретить немецкого офицера. Как-то так вышло, что я раньше соскочил с саней и отошел в сторону. Хозяин почему-то решил, что переводчик — Михаил Шевчук, и обратился к нему:

— Скажите, пожалуйста, почему разгневался господин офицер и чем я могу ему служить?

Шевчук не спеша ответил:

— Господин офицер очень рассердился, что вы его не встретили как подобает. И еще он сказал, чтобы вы немедленно приготовили вкусный обед, накормили наших лошадей. И не вздумайте комбинировать, это может дорого обойтись. На обед приготовьте килограмма два сала и колбасы, яиц вареных и жареных — полсотни, масло, мед, ну и, сами понимаете, бутылку самогонки, только чтобы не воняла, а лошадям полкороба овса с клевером.

— Очень рад, что вы не побрезговали и заехали ко мне. Ни в чем не смею отказать таким почтенным гостям. Заходите, пожалуйста, в дом — все будет по-вашему.

Спустя несколько минут мы уже сидели в теплой, уютной комнате, прибранной, как видно было, специально для гостей. Большой дубовый стол, покрытый белой вышитой скатертью, стоял в углу. Стены украшены полотенцами, из-под которых выглядывали иконы и фотографии. Почетное место на стене против окна занимал портрет Адольфа Гитлера. Увидев фюрера, обер-лейтенант вытянулся, словно по команде «смирно», и уже раскрыл рот, чтобы провозгласить здравицу в честь Гитлера, но вдруг его взгляд упал на портрет Петлюры, и глаза налились гневом.

— Вер ист да? — спросил он у хозяина.

— А разве вы не знаете? Это же — Симон Петлюра, украиниш фюрер, — ответил дяденька и снова поклонился немецкому офицеру.

Но обер-лейтенант даже слушать ничего не хотел. Он стал ругаться на чем свет стоит, что, мол, какого-то там паршивого Петлюру осмелились повесить рядом с великим фюрером Германии Адольфом Гитлером.

— Век, век! — грозно приказал Кузнецов.

Перепуганный мужик быстро снял портрет Петлюры и спрятал в сундук, стоявший у стены. При этом он все время бормотал:

— А еще говорили, что немецко-украинская дружба вечная и нерушимая. Я и сам об этом говорил. А тут даже портреты нельзя рядом повесить. Как вы, хлопцы, с этим сумасшедшим ездите? Наверное, он и на вас без конца кричит?..

Вскоре на столе появились подмерзшее сало с ладонь толщиной, ароматная яичница, колбаса, залитая жиром, большая миска вареников с творогом, плававших в масле. Мы не побрезговали отведать и свежий борщ. Ели с аппетитом, так как за день основательно намерзлись и проголодались; а когда хозяин поставил на стол бутылку, аппетит у нас разгорелся еще сильнее.

Надо сказать, что Николай Иванович Кузнецов терпеть не мог не то что самогонки, но и вообще никаких алкогольных напитков. Исключение он делал только для пива и, если представлялась возможность, возил с собой несколько бутылок его. Но отказываться от шнапса — не в характере немецких офицеров, и Кузнецову хочешь не хочешь, а приходилось поддерживать компанию. Тем более что первый тост всегда провозглашался за фюрера. Так было и на сей раз. Вторую рюмку подняли за «великий рейх», потом пили за победу. Хозяин попробовал было поднять рюмку за Украину, но обер-лейтенант велел ему замолчать и сам предложил выпить за украинское сало и масло…

Хозяин косо посмотрел на офицера, не стал пить и вышел из комнаты. Мы не удержались от смеха, а Шевчук даже сказал тихо:

— Наверное, он сегодня заболеет от переживаний.

Насытившись, мы хотели спеть, но Николай Иванович нас остановил, показал на часы и велел позвать хозяина. Когда тот, пошатываясь от хмеля, вошел в комнату, Кузнецов обратился к нему с длинной тирадой. Он показал пальцем на стол, одобряя угощение, потом провел рукой по своему животу (дескать, хорошо наелся) и тут же попросил теплой воды помыть руки.

— Переведите, пожалуйста, что нужно господину офицеру?

Шевчук дожевывал последний вареник и сам не знал, о чем идет речь, но, выдавая себя за знатока немецкого языка, не задумываясь выпалил:

— Господин обер-лейтенант говорит, что ему очень понравились ваше сало, колбаса, яйца и даже самогонка. Но вы дали всего этого маловато. Несите-ка еще пару килограммов сала, колбасу, яйца и бутылку первака. Да еще две буханки хлеба, мешок белой муки и ведро овса для лошадей.