Кэти Гольке - Спасая Амели

Брови курата поползли вверх.

– Бабуля, мы справимся… все ведь справляются! – воскликнула Лия.

Курат огляделся, посмотрел на женщин, как будто увидел их в новом свете.

Но бабушка стояла на своем и не прятала глаз. Она надеялась, что не совершает ошибки.

Из ящика донеслось странное поскуливание.

Курат Бауэр округлил глаза. Ни одна из женщин не полезла в ящик, чтобы посмотреть, что там, только Лия встала между ящиком и куратом. Прошло мгновение.

– Хорошо, – произнес курат. – Да, понимаю, вам может понадобиться больше продуктов.

– Мы могли бы продавать молоко – у нас же есть корова, – сказала бабушка. – Хоть немного молока…

– Но не слишком много, – ответил курат.

– Нет, разумеется, не слишком много, – ответила она.

– Я понимаю. – На его лице появилась усталая, но обнадеживающая улыбка. – Посмотрим, что можно сделать. – Священник взял свою шляпу и собрался попрощаться. – Вы должны быть осторожны. Очень осторожны. – У двери он повернулся и пожал бабушкину руку. – Храни вас Господь. Храни Господь вас обеих.

Лия открыла для него дверь кухни.

– Увидимся на занятиях, отче, как обычно?

– Как обычно. – Он улыбнулся уже шире, закрывая за собой дверь. – Слава Богу, что теперь мне не придется обращаться к фрау Фенштермахер! Не самый приятный был бы разговор!

Остаток дня бабушка с Лией баюкали все еще сонную Амели и места себе не находили из-за Рейчел и Джейсона. Девочке было приятно внимание, и, казалось, она нисколько не пострадала. Похоже, благодаря опию, которым напоила ее бабушка, Амели даже не поняла, какой ужас пережила, какой опасности подвергалась. И за это незнание обе женщины были благодарны.

К ночи наконец-то вернулась Рейчел. Весь этот холодный день она пряталась в алькове лютеранской церкви.

Когда Рейчел с Амели вернулись к ней под крыло, бабушка не могла скрыть радость:

– Благодарю тебя, Всевышний!

Она прижала к себе Рейчел. Слезы счастья струились по морщинистому лицу, когда Хильда растирала замерзшие руки внучки, раскачивая ее, как маленького ребенка, несмотря на то, что Рейчел была на голову выше бабушки. Девушка просто таяла в ее объятиях.

По глазам Лии старушка видела, что та испытывает противоречивые чувства. С одной стороны, бабушка знала, что Лия совсем не рада тому, что вернулась ее сестра-близнец. Но ее восторженный рассказ о том, как Рейчел быстро придумала способ спасти Амели, рискуя собственной жизнью – жизнь Амели была поставлена выше ее собственной, – подтверждал то, что Лия восхищается Рейчел. «Это лишь начало – начало новой жизни для всех нас» .

Только от Джейсона Янга не было весточки. И маловероятно, что она появится. И хотя бабушка пыталась успокоить Рейчел, девушка не могла говорить об американце – даже имени его не произносила, – настолько боялась за него. Она верила, что он никогда их не предаст, но за такую преданность ему придется дорого заплатить.

Весь вечер Рейчел и Амели не отходили от шкафа. Лия с бабушкой по очереди дежурили у занавешенных окон, ожидали затаив дыхание, не вернутся ли их мучители. Но никого не было.

Когда все в деревне затихло, Лия выскользнула на улицу – проверить свой дом. Вернулась она через час и только покачала головой: слишком больно было описывать то, что она там увидела. Бабушка и ее сжимала в объятиях, давая возможность выплакаться.

Когда часы пробили девять вечера, все четверо были уставшими до предела. Рейчел впихнула стеганое одеяло за фальшивую стену шкафа, даже не отваживаясь взбираться на чердак. Они с Амели свернулись калачиком и устроились как можно уютнее, хотя ни одна из них не могла лечь удобно в таком тесном пространстве.

Лия пошла к себе, бабушка – в свою комнату. Но как только все в доме затихло и прошел еще час, бабушка проскользнула в комнату Лии и села на кресло у внучкиной кровати.

– Не спишь?

Лия повернулась к ней.

– Разве можно заснуть? У меня такое чувство, будто я только и жду, что кто-то сейчас вломится в дверь. Рейчел подвергла нас ужасной опасности!

– Значит, мы в опасности, – негромко ответила старушка. – А когда мы не были в опасности, с тех пор как к власти пришли нацисты? – Она покачала головой. – Это чудо Господне, что вас не было дома, когда они приезжали – и это в первый же день, когда мы попытались вывезти Рейчел и Амели из деревни.

Лия открыла было рот, чтобы возразить, но бабушка дотронулась до руки внучки – нежное прикосновение, чтобы заставить ее замолчать.

– Рейчел и Амели спят в шкафу. Чего еще нам желать?

Лия вздохнула.

– Там для них безопаснее. Эсэсовцы в любой момент могут вернуться. Они часто так делают после рейдов: думают, что люди утратили бдительность.

– Ja, ja. Но ты же говорила, будто слышала их разговоры о том, что они отправляются в Мюнхен, что они уже и так опоздали, поскольку должны обеспечивать безопасность во время выступления герра Гитлера. Пока все это не закончится, эсэсовцы не вернутся. По-моему, мы могли бы разрешить Рейчел и Амели еще одну ночь провести в кроватях.

– Тебя не было на вокзале. Ты не видела, как нацисты крушили ящики. Амели могли убить… ее могли убить! – Лия отвернулась.

– Но ведь не убили же, – возразила бабушка. – Ты должна взять себя в руки.

Лия покачала головой, как будто сочла этот совет бесполезным.

– Рано или поздно они ее найдут, найдут их обеих. И что тогда будет с нами?

Джейсон провел языком по зубам. Нащупал обломанный кусок правого резца. Он не мог понять, где заканчивался его распухший бесформенный язык и начиналось горящее горло. Все в его голове превратилось в одну жалкую, опаленную путаницу.

Он попытался сесть на влажный пол тюремной камеры, но от боли, пронзившей ребра, у Джейсона перехватило дыхание – он тут же поморщился, и глаз вновь заныл, несмотря на то, что был полностью заплывшим. Джейсон мог себе представить, как он выглядит. Интересно, есть ли на его лице живое, без кровоподтеков место? Янг не сомневался, что его ребра сломаны, надеялся лишь на то, что легкое не пробито; дыхание у него стало свистящим. Если он когда-нибудь выберется из этой дыры, то отправится к докторам, чтобы те его подлатали.

Джейсон знал, что без еды он продержится довольно долго – ему и раньше приходилось голодать, когда заканчивались гонорары, но три дня без воды, постоянное яркое освещение в камере и каждый час – высокий звуковой сигнал по всем коридорам, чтобы заключенные не спали круглые сутки… Его разум больше не справлялся с этим. Еще никогда его не подвергали таким пыткам.

Но больше, чем физические муки, Джейсона убивало ожидание… осознание того, что придет охрана, осознание того, что Герхард Шлик, упивающийся победой с высокомерностью офицера СС, будет расхаживать вокруг стула, на котором будет сидеть Джейсон, допрашивать его снова и снова, приказывать своим мелким сошкам впечатывать стальные кулаки ему в лицо и тело, как будто расставляя знаки препинания после каждого вопроса, на который Джейсон отказался отвечать, а потом рывком поднимать его с пола и начинать все сначала.