Евгений Федоровский - Невидимая смерть

Еще больше он утвердился в этом намерении, когда наконец появился Виктор Шувалов, похудевший, усталый, но бодрый. Он привез чертежи и описание этого тральщика. Сам факт появления такого агрегата у танкистов Красной армии говорил сам за себя. Отныне русские собирались вести только наступательные операции, что и соответствовало действительности.

«Вот и выход, – с облегчением подумал Юстин. – Уеду на фронт, буду следить за русским соединением тральщиков и, как оракул, начну вещать о русских замыслах… И навсегда покончу с Линдой. Измены я ей больше не прощу».

Беербаум тоже воспарял духом. Едва уловив суть, он устремился к подполковнику Ханзену. В водянистых глазах начальника мелькнуло подобие интереса:

– Позовите Валетти, обсудим возможности втроем.

Юстин успел в уме выстроить цепь доводов в свою пользу. С одной стороны, он сам просился на фронт, чего пугалось большинство штабных офицеров, с другой – слишком ответственна, чревата роковыми последствиями была роль руководителя операции, чтобы передоверять ее кому-нибудь еще. В распоряжении Юстина находилось двое выпестованных им агентов, успевших побывать в советском тылу, а один из них сумел ознакомиться с русской новинкой.

– У нас осталось мало людей, – переглянувшись с Беербаумом, произнес Ханзен.

Юстин отреагировал мгновенно:

– Еще меньше разведчиков на фронте. Что толку от просиживания стульев в Берлине, когда подвернулось такое горяченькое дело?! Я не знаю, сколько у русских тральщиков – полк, батальон, может, даже рота, но это формирование станет для нас тем синим фонариком, которым освещают ночью путь впереди идущие в колонне. Сама удача плывет нам в руки. Если мы упустим ее, за нас как разведчиков не дадут и пфеннига.

– Вы говорите, сейчас эта русская часть находится на Воронежском фронте?

– Находилась. Так сообщил нам «Павлин».

– А не обидятся ли на нас фронтовые абверовцы? Ведь мы отбираем их хлеб.

– До обид ли, когда речь идет о судьбе всей Восточной кампании! Конечно, мне потребуются особые полномочия. Нельзя и привлекать к операции много людей. О ней будет знать предельно ограниченный круг.

– А как вы собираетесь найти эти тральщики?

– Непосредственно на месте я бы смог ответить на ваш вопрос.

– Понимаю. Тралы, наверное, подвозят из тыла как можно ближе к передовой по железной дороге. После разгрузки танки с ними идут своим ходом к месту сосредоточения. Советую для начала привлечь воздушную разведку. Пусть самолет прочешет просеки в лесах, рощи в поле, балки, овраги. Это умеют делать летчики из нашей эскадрильи «Гартенфельд» [15].

– Я непременно воспользуюсь вашим советом, но если они не найдут с воздуха, пошлю на поиски своих людей по земле.

– В каком обличьи?

– Я не приготовишка, господин подполковник, – оскорбленно проговорил Юстин, но Ханзен не обратил внимания на его тон.

– Верю. Но хочу знать, насколько серьезно вы приготовились к операции.

– Господи! Я еще не получил разрешения на ее осуществление!

– Считайте, получили. Со всеми мыслимыми и немыслимыми полномочиями. Адмирал, уверен, поддержит нас.

– В таком случае пошлю агента под видом офицера технической службы, может быть, с ремонтниками, сварочным агрегатом, электродами.

В разговорах с танковыми командирами он обмолвится, что на железнодорожную станцию пришла ремонтная техника, ее надо перевезти к тральщикам, а где они – неизвестно. Бланки бронетанкового управления с печатями и подписями у нас благодаря тому же «Павлину» теперь имеются. Словом, варианты следует продумать, исходя из обстановки на месте.

– Как назовем операцию?

Юстин раскрыл папку с чертежами трала. Вместе с танком агрегат кого-то напоминал. Ну, конечно же громадного неповоротливого жука!

– Кефер! – выпалил он.

– Пусть так. К завтрашнему дню подготовьте справку для доклада адмиралу Канарису. Объясните суть операции, способы осуществления, прикиньте смету расходов. Ну, да не мне вас учить.

Выйдя от Ханзена, Юстин посмотрел на часы. Он захотел позвонить Линде. Но если она и решится на разговор, то ей надо добираться до почты в Розенхейме, потом возвращаться, а было уже пять вечера. «Поздно, – отметил он и вдруг снова пришло раздражение. – Да и нечего звонить этой потаскухе! Не ты ли вместе со всеми орал на митингах: „Мы против классовой борьбы и материализма!“, „За народную общность, идеальный жизненный уклад!“, „За пристойность и приличие в семье и государстве!“. Теперь получил рога. И поделом!»

За фельдфебелем Якобом Новачеком прочно держалась слава самого удачливого пилота-разведчика. Выучку он проходил в знаменитой эскадрильи «Ровель», которая специализировалась на аэрофотосъемке с больших высот. В мирное время ее самолеты безнаказанно летали над Польшей, Чехословакией, Англией, Францией. Они поднимались на высоту 13 километ-ров, их трудно было увидеть или услышать, фотоаппараты спокойно фиксировали укрепления, заводы, аэродромы, радиоцентры, другие военные объекты. Барражируя над Гибралтарским проливом, они следили за проходившими одиночными кораблями и конвоями, а точность их сведений подтверждалась замаскированными на берегу фотоустановками. Труднее было получить четкие снимки в плохую погоду, но ученые подсказали использовать ультракрасные лучи, которые не только пробивали плотную пелену туч или тумана, но и проникали сквозь маскировочные сети и дымовые завесы.

С началом войны с Россией от эскадрильи «Ровель» отпочковался отряд «Гартенфельд». Новая часть стала заниматься исключительно авиаразведкой и заброской агентов в тыл русских. Одиночные экипажи «Гартенфельда», летавшие на самолетах «фокке-вульф-189», рассылались в другие подразделения люфтваффе. Командовали ими опытные, умеющие летать днем, ночью, в непогоду, давно знакомые с войной пилоты. К ним относился и Новачек. Его «фоккер», прозванный «дьяволом», русские истребители превращали в решето. Хлопая рваным перкалем, с дырами, откуда ребрами торчали нервюры и лонжероны, с дымящимися моторами и пробитыми баками, откуда хлестал бензин, готовый взорваться от малейшей искры, он плюхался на землю, оператор хватал черную катушку заснятой пленки, точно золотой слиток, и вываливался из нижнего люка, как пожарный из пекла. Стрелок обычно был мертв или в счастливом случае тяжело ранен, его вытаскивали подоспевшие механики. Якоба он уже не интересовал, поскольку свое дело успевал закончить и скоро исчезал из памяти навсегда. Новачек отдавал кассету фотолаборанту, а потом ковылял в санчасть заклеивать ссадины и порезы от осколков, сумевших найти лазейку в надежной, почти круговой бронезащите и врезаться в живое мясо. На другую машину он не садился, фанатично верил лишь в своего «дьявола», терпеливо ждал, когда ремонтники сменят двигатели, скрепят каркас и обтянут новой обшивкой. Даже командир отряда капитан Гюнтер Ралль [16]не решался приказывать фельдфебелю вылетать на другом самолете, понимая, что тот наотрез откажется, не побоится и военного трибунала.