Николай Семёнов - Это было на рассвете

— На большой скорости проскочить проезд и изо всех видов оружия открыть огонь по баррикаде! Автоматной роте — истребить расположившихся в зданиях фаустников!

Прежде чем двинуться в атаку, возглавлявший передовые танки штурмгруппы партгрупорг роты Федор Андреевич Кичигин, собрав на пятиминутку коммунистов роты, сказал:

— Товарищи коммунисты! Мой танк пойдет первым. Я буду драться, пока хватит сил. Прошу поддержать меня огнем. Приметам и предсказаниям я не верю. Однако, Ванюша, — обратился он к лейтенанту Ивану Демидову, — запиши на всякий случай адрес моего отца Андрея Ивановича: село Рыжково Михайловского района Курской области. Если погибну, напиши ему письмо.

Атака началась. Лейтенант Валентин Ильин, коротким броском преодолев проезд под железнодорожной насыпью, ворвался со своими автоматчиками в самое массивное здание на левой стороне улицы и начал уничтожать фаустников. Его ранило. Однако, перевязав раны, он продолжал командовать ротой. Под натиском штурмовой группы фашисты летели с балконов на асфальт, пристреленные повисали на перилах балконов. Впервые я тут услышал, как наши бойцы на верхнем этаже кричали гитлеровцам: «Зих эргебен одер шпринген, зайт хох унд хайлих». Фашисты понимали быстро. Слова эти означали: «Сдавайся или прыгай — будешь «святым».

Вдруг исчез наш «Тарас Бульба» — так прозвали бойцы автоматчика комендантского отделения рядового Николая Григорьевича Юрченко. Он был уже в возрасте. По телосложению смахивал на Тараса Бульбу, разве, усы покороче. Оказалось, задержал троих фаустников в угловой комнате на пятом этаже и читал им громко письмо запорожских казаков турецкому султану.

— Вы почему застряли!? Ведите вниз, там их много, — крикнул я ему.

— Можут гады-гадюки збигти. Давай краше скинем з пятого поверху, товарыш командыр. Они убыли моих двух синив. Як я оставлю от их котив в живых, то моя жинка, узнав, буде мне казать, що фашисты убыли твоих синив Миколу и Петруса, а ты простил, и вона мыни намыле шию да нис и усы свинячим хвостом натре. Що мне робытъ? — посмотрев огненными глазами на фрицев, проговорил Юрченко. Он был готов задушить своими мощными руками этих фашистов.

— Ты не суди их до конца. Их осудят другие.

Юрченко, исполняя приказ, спустил захваченных гитлеровских солдат вниз и присоединил их к колонне пленных.

Танки проскочили проезд под железной дорогой и открыли огонь по баррикадам и балконам домов, откуда стреляли фаустники. Кругом — грохот орудий и пулеметно-автоматная трескотня. В нескольких местах что-то загорелось, рушились стены домов. Танкистам постоянно приходилось следить, как говорится, в оба: за противотанковыми орудиями и фаустниками.

Впереди с беззаветной храбростью действовал экипаж Федора Кичигина. От его выстрелов летели в воздух орудие за орудием, погибали их расчеты, фаустники. Машина Кичигина подошла к баррикаде из трамваев, заложенных мешками с песком, где пылал подбитый им «тигр». Перескочить эту баррикаду танк не мог. В этот критический момент успел высунуть голову из подвала и ударить по танку чудом уцелевший фаустник. Танк остановился. Кичигин выскочил, успел лишь швырнуть в подвал гранату и, сраженный автоматной очередью, упал. Когда подбежали к нему майор Лодвиков и лейтенант Демидов, он, весь окровавленный, лежал на тротуаре. Трудно было узнать на его груди ордена Красного Знамени и Красной Звезды. Геройски оборвалась жизнь партийного вожака тяжелотанковой роты, командира танка, бывшего завуча Змиевской средней школы Орловской области Федора Андреевича Кичигина. Уважали и любили мы его за командирский талант, человечность, культуру. Он неоднократно отличался в боях, сражался всегда самозабвенно, не жалея себя. За штурм Берлина Федор Андреевич посмертно был удостоен ордена Отечественной войны второй степени.

В танке погибли механик-водитель техник-лейтенант Сергей Сергеевич Тюняев и заряжающий Ефим Титович Рыбин. Автоматчик рядовой Василий Федорович Колтунов побежал к экипажу на помощь, но тоже был убит.

Очистив от фашистов Тюрингерштрассе и оттащив танками использованные для баррикады трамваи, наш полк вместе с пехотой к восьми вечера 25 апреля вышел на перекресток Германштрассе и Копфштрассе. Здесь была сделана остановка.

Первым приехал с кухней помпохоз полка капитан Стребный. Началась заправка боеприпасами, горючим. На бронетранспортере подъехали замполит полка П. Н. Лукин и агитатор Сандлер.

Майор Лукин — обаятельный человек, участник боев на Халхин-Голе. В любой обстановке спокойный, решительный. Он всегда старался быть там, где труднее. Его твердое большевистское слово, уравновешенность окрыляли воинов. С ним всегда интересно и поговорить, и послушать его рассказы. Теперь он еще и еще раз убеждает и предупреждает, чтобы ни в коем случае не применять какого-либо насилия к немецкому народу.

Капитан Сандлер лично разносил экипажам свежие газеты и письма. Правда, на этот раз он выглядел усталым, бледным, стал неразговорчивым.

— Товарищ капитан, вы не ранены? — спросили мы.

— Хуже не бывает, друзья. Лучше бы ранило, чем такой удар, — хрипло, обиженным тоном заговорил Соломон Евсеевич. Он рассказал: — На Тюрингерштрассе в грохоте боя услышал рыдание грудного ребенка и тут же в сквере заметил детскую коляску голубого цвета. Война войной, а ребенка надо спасать — и бросился к коляске. Грохнул фаустпатрон. Коляска исчезла. Не оказалось во рту и моей трубки. Вот что вытворяют фашисты в предсмертной агонии. Только приподнялся — грохнул второй. Жалко ребенка, теперь вою жизнь буду переживать, что я не сумел спасти его.

К нам подошел заряжающий Малинин. Капитан Сандлер знал его очень хорошо как агитатора в своей роте.

— Демид Сергеевич, письмо вам! Из дому!

Малинин сначала принял за шутку, но увидев в руке капитана кучу писем, бросился к нему. С волнением раскрыл «треугольник» и заметно повеселел.

«Весна в Мари-Кошпае в полном разгаре, — писала ему жена Анна Демьяновна. — Мы очень рады, что скоро будете штурмовать германскую столицу. С Лизанькой с нетерпением ждем тебя домой. Береги себя, дорогой…»

— Коля! Все живы и здоровы, ждут с победой, — радостно закричал Демид Сергеевич, — и Аннушка, и Лизанька!

— Рад за тебя, Демид Сергеевич. Мне тоже сестренка написала, — улыбнулся я. Это было ее первое самостоятельное письмо после смерти матери. Написано много, но понять было трудно: видимо, когда писала, сильно волновалась.

Остановка наша длилась несколько часов. К рассвету следующего дня мы достигли района парка, что на восточной окраине аэродрома Темпельхоф. К этому времени, форсировав каналы Ландвер и Тельтов, после напряженных боев сюда же вышел действующий на левом фланге тяжелотанковый полк подполковника Цыганова. Еще до рассвета комбриг, вызвав к своему танку командиров полков, сказал: