Николай Семёнов - Это было на рассвете

Там держал речь рослый, суровый на вид капитан с несколькими орденами на гимнастерке и нашивками о ранении. Когда мы влились в толпу, услышали:

— …Исполним еще один долг перед Родиной! А ну, вы, бывалые, подойдите поближе! — показал он на стоящих поодаль на костылях худощавого старшину-пехотинца и пожилого танкиста. — Товарищи боевые побратимы! Мы стоим на нашей родной земле. Четыре года сражались, освобождая ее. Четыре года надругались над ней фашистские бандиты. Сколько осталась в ней лежать наших добрых молодцев! — говорил капитан. Его слова трогали душу.

— Теперича еще пуще будем беречь нашу кормилицу! — произнес хриплым голосом и потряс костылем стоящий рядом с ним старшина.

Капитан, обведя глазами окружавшую его толпу, остановил взгляд на рослом черноволосом воине с золотой Звездой Героя Советского Союза. Потом сказал:

— На, читай, добрый молодец! Читай, чтоб вся наша великая страна услышала слова фронтовиков! Мы тут писали сообща в вагоне, — вынув из кармана несколько листов бумаги, передал их герою. Потом добавил: — Тихо, братцы, тихо!

Старший сержант-артиллерист, подойдя ближе, взял в левую руку бумагу (правая рука перевязана) и с небольшой запинкой начал читать «Клятву солдатской верности родной земле». Заканчивалась она словами о том, что если снова труба затрубит тревогу, если вражья сила посягнет на наш покой, то герой-солдат снова вступит в бой.

Как только зачитали клятву, раздались голоса:

— Написано толково! Правильно!

Затем по предложению одного из присутствующих запели «Интернационал», но вскоре раздалась команда: «По ваго-на-а-а-ам!»

— Пехотный капитан, наверняка, контуженный, — шепнул мне молодой боец, как только поезд тронулся.

— А ну, повтори, шо ты сказав? Ты сам контуженный! — осадил его мой сосед-украинец. За четыре одинаковых медали «За отвагу» в вагоне его называли «генеральный кавалер медалей».

— Этот капитан — из нашей дивизии. Только его фамилию не припомню. Он защитник Брестской крепости, сказывал: направляется на учебу в Москву. А тот, с раненой рукой, — Герой Советского Союза. Тоже из нашей дивизии. Едет в Йошкар-Олу.

«Это же Тереха Мороз, с которым мы обнимались у рейхстага», — вспомнил я. Подошел к нему. Подал руку.

— Поклон тебе, Терентий Филиппович. Я тебя не узнал сначала.

— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант. На родину?

— Да, в отпуск по семейным обстоятельствам.

— А ты?

— Тоже, только по ранению.

— Тогда, вроде, был без повязки?

— Была, только под гимнастеркой.

Встречей с Терентием Морозом я был обрадован. Устроившись рядом на нарах, мы долго беседовали. А поговорить с ним было о чем.

Без всякого вызова пошел Терентий Мороз к йошкар-олинскому горвоенкому.

— Ты чего, парень? — спросил его комиссар.

— Отправьте на фронт.

— Лет-то тебе сколько?

— Семнадцать.

— Придет время — вызовем, — с тем и вернулся он на завод.

В ожидании, когда вызовут, прошло несколько месяцев. Лишь в ноябре 1942 года прибыл Терентий в 258 артиллерийский полк, сражавшийся на Волховском фронте.

В боях под Мгой, Синявином, Лугой закалялся молодой воин, в жарких сражениях постигал мастерство. Вскоре комсомольцы первой батареи избрали его своим вожаком.

А через год, в декабре сорок третьего, Мороз получил свою первую боевую награду — медаль «За отвагу». Тогда же стал членом ленинской партии.

Отважно дрался с фашистами Терентий. В боях за деревню Баево он разрушил два пулеметных дзота, разбил одно противотанковое орудие, подавил один миномет. Будучи раненным, не ушел с поля боя, а стрелял, пока наши не заняли населенный пункт. За этот бой на его груди появился орден Славы третьей степени. А за то, что южнее населенного пункта Сельга разбил два ПТО, 16 автомашин, уничтожил до 30 солдат, Мороза наградили орденом Красной Звезды.

Но особенно запомнилась артиллеристу Сандомирско-Силезская операция. В январе 1945 года в ожесточенном бою за польский город Коньске батарея, где Мороз был комсоргом, нанесла большой урон фашистам. Спасаясь от губительного огня советских артиллеристов, гитлеровцы бежали, бросив на улицах города около сорока автомашин, три танка, оставляя сотни трупов своих солдат и офицеров.

Город был очищен от врага. Но, не смирившись с поражением, фашисты бросились в контратаку. На батарею, где сражался Мороз, ринулись двадцать танков, а за ними на бронетранспортерах — автоматчики. Танки подходили все ближе и ближе. Припав к биноклю, Мороз выжидал, когда они окажутся в досягаемой зоне. Наконец, последовала команда:

— По фашистским танкам! Ого-о-о-онь!

Орудие дернулось, на земле задымилась выброшенная гильза. Артиллеристы один за другим посылали снаряды во вражеские машины. Вот задымила первая, остановилась вторая… С пронзительным воем проносились над головой немецкие снаряды и мины, свистели пули. Но наши артиллеристы не прекращали огня. С криком «Ура-а-а!» вперед устремились стрелковые подразделения.

Дорого заплатил противник за ту контратаку. На поле боя он оставил почти все свои танки, горели бронетранспортеры, всюду валялись трупы. За храбрость, героизм, воинское мастерство в этом бою Терентию Филипповичу Морозу было присвоено звание Героя Советского Союза.

Гвардейский трижды орденоносный артиллерийский полк, где служил Терентий Мороз, выйдя к городу Штрембергу, форсировал реку Шпрее. В этом районе началось окружение противника, и артиллеристам предстояло удержать определенный участок до встречи с нашими войсками.

Старший сержант Мороз в бинокль просматривал местность. Легкий апрельский ветерок покачивал ветки деревьев с еще нераспустившимися почками. Справа и слева — метрах в пятистах — чернел лес. «Вот откуда и надо ждать фашистов, — размышлял Мороз, — больше неоткуда. Этот сектор может накрыть только мое орудие». От усталости и бессонных ночей слипались веки. Стараясь отогнать дремоту, Терентий тряс головой, крепче прижимая бинокль.

По позиции пробежался лейтенант Лежнев, еще раз проверяя маскировку.

— На открытом месте не появляться, усилить наблюдение! — приказал он.

В полдень из леса появились два танка. Пройдя немного, они остановились, потом двинулись вперед вдоль фронта. Расчет гитлеровцев был прост. Если русские где-то здесь, кто-нибудь обязательно не выдержит: выстрелит — и тем самым обнаружит себя.

Мороз молча глядел в сторону противника. Он знал, что следом за танками должны идти колонны гитлеровцев. Так оно и вышло. И тогда прозвучала команда:

— Огонь!

Один из танков загорелся от первого же выстрела. Второй — успел укрыться в чаще леса. Оттуда, еще толком не понимая, что случилось, выползала первая колонна. Ее тут же накрыл плотный артиллерийский огонь.