Евгений Мариинский - Я дрался на «Аэрокобре»

— А я, а мы, — испуганно начал и тут же поправился Николай, взглянув на стоящих рядом Карпушкина и Евтееву, заменившую погибшую Бурмакову, — а мы как же? С этим останемся? Да и Тихонович тоже не хочет от вас отставать.

— Не бойтесь! Сдадите эту лайбу и примете новый самолет.

— Вот хорошо! А то с этим я уже не знал, что делать. Все разваливается… Центроплан вон весь деформирован. Видно, давали ему перегрузочки в этих боях.

— Приходилось немножко…

— Ну, братцы, — вернулся с командного пункта Архипенко, — новостей куча!

— Что такое?

— Отвоевались мы на этом фронте.

— Почему?

— Ватутина ранили бендеровцы, он умер, слышали?

Тогда все говорили не «бандеровцы», а «бендеровцы». Наверное, потому что очень хорошо всем запомнился известный герой книги Ильфа и Петрова Остап Бендер. А о Бандере кто слышал? Во всяком случае, в полку никому не приходилось.

— Слышали, конечно. Ну и что же?

— Конева переводят командующим 1-м Украинским фронтом.

— Ну?..

— Ну и наш, здеся, корпус туда переходит. Во 2-ю воздушную к генералу Красовскому. Готовиться к перелету, сказали.

— Когда перелет?

— Скоро, наверное. Пока не говорят. На сегодня только задание дали. Ты, Женька, парой пойдешь сопровождать «Ли-2» с техимуществом. Оставите там свои самолеты и обратно вернетесь на этом же «Ли-2».

— Куда лететь?

Архипенко показал на карте расположение нового аэродрома и предупредил:

— Внимательнее, здеся, смотрите. Там, говорят, «шмиты» частенько ходят. Как бы не срубили «ЛИ-2».

— Ладно, не первый раз. Сопровождали их с Королевым сколько… — Я вздохнул при воспоминании о Викторе и еще раз посмотрел на карту в руках Архипенко. — Так у нас же нет этого листа.

— Сейчас Лусто пойдет получит карты на всех. На, посмотри пока мою.

Я внимательно стал рассматривать карту, стараясь запомнить маршрут предполагаемого полета.

— Значит, на новую границу летим?

— На какую, здеся, новую?

— Ну, тут Румыния, а там Польша рядом. Новый аэродром располагался северо-восточнее Львова. Львов, правда, находился еще в руках гитлеровцев, но граница все же была не так далеко.

— Подожди радоваться, здеся. Это ж Западная Украина. Там, говорят, бендеровцев полно. Вон даже Ватутина, командующего фронтом, убили…

— Западная Украина… Там Советской власти почти не было. Но все равно это ж Украина. Не так много их там, наверное.

Все летчики, да и большинство технического состава родились и выросли при Советской власти. Мы и представить себе не могли, чтобы можно было воевать против своей власти. Там же не немцы живут, а такие же украинцы, как и на остальной территории Украины. При этом как-то забывали, сколько крови пролито было в гражданской войне. До сих пор нам приходилось проходить с фронтом по областям, где сразу после революции и гражданской войны установилась Советская власть. Там с радостью встречало все население Красную Армию. И, казалось, так должно быть, так будет везде. Но здесь, в западных областях, только перед войной присоединившихся к Советскому Союзу, польские крестьяне со страхом высматривали на головах у большевиков — они всех советских солдат и офицеров так называли — рога антихриста. Но это будет потом…

«Ли-2» стал набирать высоту. Пошли на взлет и истребители. Они пробежали половину аэродрома, три четверти… Сейчас оторвутся. Действительно, я увидел, как истребитель Ипполитова взмыл в воздух и стал постепенно отходить от земли, одновременно убирая шасси. Моя же машина продолжала бежать по земле, медленно набирая скорость. Граница аэродрома катастрофически надвигалась. Прекращать взлет было бессмысленно: не хватит места для торможения. Путь один — в воздух. Иначе — обрыв к речке, узенькая полоска воды, самолет проваливается вниз и врезается в обрыв противоположного берега. Я еще раз со всей силы надавил на сектор газа. Бесполезно, он и так до отказа подан вперед, мотор ревет на полных оборотах, больше из него ничего не выжмешь. Попробовал подорвать самолет. Напрасно… «Бак чертов!» — я рванул ручку сброса бака…

Как потом рассказывал Николай, он видел, как на границе аэродрома блеснул огонь и громадный шар черного дыма, сквозь который пробивалось ярко-красное пламя, поглотил самолет: «Все… — я в ужасе отвернулся, чтобы не видеть клубка огня и дыма. — Сколько воевал, и ничего, а тут у себя на аэродроме разбился… Не нужно было его пускать на этой лайбе… Да еще с подвесным баком! А тут Евтеева как заорет: „Летит, летит!“ — Кто летит? Чего она там? — но все же посмотрел в сторону взлета. На земле горел огонь, но выше сквозь дым просматривался ваш самолет без подвесного бака, который шел с набором высоты. Подвесного бака под фюзеляжем не было…»

Тринадцатого июля полк перебазировался на аэродром с солдатским названием Окопы, в районе Шепетовки. Летать с него на старой машине не пришлось — слишком уж он был пыльным. Новая машина пришла через десять дней.

В последних числах июля мы получили задачу на сопровождение «пешек». Почти четыре сотни бомбардировщиков участвовали в этом эшелонированном ударе по скоплению танков и артиллерии в районе Золочева. Когда мы подошли к цели, все небо над нею было закрыто самолетами — бомбардировщиками и истребителями, а внизу все было закрыто дымом пожарищ, озаряемым всполохами взрывов и языками пламени. Я летел с последней группой. Завершая этот мощный бомбардировочный удар, «пешки» замкнули знаменитую «вертушку» и стали бомбить с пикирования. В сплошном дыму они выискивали уцелевшие цели, точно, не торопясь, сбрасывали бомбы. Я пикировал вместе с «Петляковыми» — внизу, на выводе, их могли подстерегать немецкие истребители. Это было маловероятно: слишком много советских самолетов над целью, гитлеровцы не любят вести бой в таких условиях. Но все же нужно быть настороже.

В одном из заходов я обратил внимание на то, что «пешки» не только бомбят, но и обстреливают цель из пулеметов. «А я что, лысый? — и я тоже открыл огонь из пушки и пулеметов. — Все не зря летал. В воздухе немцев нет, так хоть на земле поддать им!..»

На следующий день к вечеру мы перелетели ближе к линии фронта на аэродром Незнанов. Вечером, перед заходом солнца, нас привезли в деревню и разместили по домам. Меня и Яковлева привели в добротный просторный дом, огороженный прочным забором высотой не менее трех метров. В таких хоромах мы ночевали впервые, и они нас скорее насторожили, чем обрадовали. Решили, на всякий случай, спать по очереди. Всю ночь было слышно, как приходили и уходили какие-то люди, что внушало еще большие опасения.

На другой день, вернувшись с аэродрома, познакомились с хозяином. В беседе за ужином он рассказал, что в 1941 году в этих краях видел воздушные бои наших самолетов с немецкими: «Насмотрелся я, как ваш брат погибает. Мы вас, летчиков, уважаем». Эти его слова несколько успокоили нас, и мы решили отменить ночные дежурства.