Юрий Слепухин - Ничего кроме надежды

Однорукий Клоос был, наверное, зажиточным бауэром даже по здешним понятиям: свиньи, дюжина коров, пять лошадей – огромных, могучих, но на вид ужасно ленивых битюгов с мохнатыми внизу ногами. Когда он привез к себе девушек из Рура, у него уже работали двое стариков из местных, молодой придурковатый дояр-голландец и три польки средних лет. Польки ведали кухней и молочным хозяйством, старики обихаживали скотину, одну из новеньких поставили к ним на подмогу, а четверым пришлось работать в поле. Таню это вполне устраивало. До зимы еще далеко, а пока куда приятнее быть на свежем воздухе, чем мыть на кухне котлы или чистить картошку.

Первый блин, правда, оказался комом – они подоспели к посадке свеклы, это и привычному человеку не так-то легко, а с непривычки и вовсе каторга – к концу рабочего дня Таня едва могла разогнуться. Потом стало полегче, а когда со свекловичного поля перешли на луг, где пора было косить сено, крестьянская работа начала вообще казаться ей синекурой. Она теперь боялась одного: какой-нибудь очередной перетасовки, чтобы не спохватились и не отправили на завод. Опасность, кстати говоря, была не такой уж и надуманной – Клоос потому и взял себе новых девушек, что у него, оказывается, забрали работавших ранее четырех поляков из военнопленных. А куда забрали и зачем – никто не знал. На завод, скорее всего.

О других опасностях здесь как-то не думалось. Ни о бомбежках, хотя армады бомбардировщиков пролетали почти ежедневно, ни о том, главном, чего так боялась еще в «Шарнхорсте». Уж теперь-то гестапо до нее не доберется – если и можно было нащупать след в Эссене, то едва ли он сохранился в тех бомбежках и пожарах. Сами немцы теперь месяцами разыскивают родных, разбросанных по стране всякими эвакуациями, что же говорить о какой-то иностранке!

Да, здесь перед нею забрезжила вполне реальная возможность как-то дожить, уцелеть, даже вернуться домой. О последнем, впрочем, она думать себе запрещала – это было бы уж слишком. Снова оказаться в Энске, увидеть Дядюсашу, Сережу? Нет, нет, это... этого даже вообразить себе нельзя! Нельзя – и ни к чему. Размечтаешься, потом самой же хуже. Довольствоваться надо тем, что имеешь.

Как хозяин однорукий был не из худших – без дела не придирался, хотя за небрежную работу мог наорать, а приставленная к коровам Светка однажды схлопотала и кнутовищем (Клоос увидел, как она валит в бункер корморезки немытую свеклу). Воскресенья были свободны, он не препятствовал ходить в гости и принимать гостей у себя; почти в каждом крестьянском хозяйстве Аппельдорна жили и работали девушки с Украины, были и ребята – хотя и в меньшем числе. У местного помещика, барона Хюльгера, русскими был вообще заселен целый дом на окраине поместья, их там было человек десять. У них обычно и собирались.

Таня сначала опасалась ходить на эти посиделки, чтобы не наткнуться невзначай на кого-нибудь из Энска; опознание было бы совсем ни к чему. Пойдут еще разговоры, а мало ли какие люди есть среди земляков – возможно, гестапо на всякий случай и сюда подсовывает своих сексотов. Но оказалось, что молодежь в основном из других областей, да и страх этот скоро вообще забылся. После того, как союзники высадились наконец во Франции и дела у немцев пошли совсем плохо, она окончательно решила, что «третьему рейху» теперь уже не до нее.

Долгожданное открытие второго фронта хюльгеровские хлопцы отметили с размахом – нагнали самогонки, зажарили двух зайцев, изловленных силками в баронском лесу. Их самогонка славилась среди соотечественников на всю округу, гнали ее из баронской же сахарной свеклы, и поставлено было дело широко. Аппарат впечатлял своими размерами – основой его был кормозапарочный котел вместимостью литров на полтораста, холодильный змеевик изготовили из останков английского «ланкастера». Подбитый ночным истребителем, бомбардировщик пытался, видно, дотянуть до голландской территории, но не дотянул и сгорел на картофельном поле Хюльгера. Последний километр он шел уже над самым парком, круша деревья и разваливаясь на куски; так что сгорела только носовая часть фюзеляжа и два средних двигателя, а остальное – крылья с уцелевшими моторами, хвост, вырванные из своих гнезд пулеметные турели – оказалось разбросанным по всему полю.

– ...А мы, понимаешь, сразу сориентировались, – рассказывал Тане один из организаторов самогонного производства, – утром пришли – барон бегает, убытки подсчитывает, «ферфлюхта, кричит, сколько одной картошки пропало», и липы, дескать, еще его дед сажал в наполеоновские времена – ну, чистый дурак, сказал бы спасибо, что томми на обратном пути гробанулся, без бомб, а то ведь тут пол-Аппельдорна вылетело бы к едреной фене вместе с его картошкой. Ну ладно, после приехал этот ас, который сбил англичанина, сняли его рядом с обломками, и барон нам говорит – берите лошадей и стаскивайте все это к шоссе, пусть сами забирают. А это в прошлом сентябре было, мы аккурат сахарную свеклу копать начали; Вася и сообразил – хлопцы, говорит, где какую трубочку увидите, прячьте – самогонный аппарат сделаем, а то больно хороша свекла уродилась, не пропадать же добру. Ну а трубок этих там оказалось – страшное дело, всюду сплошь гидравлика, мы ее всю и раскурочили. После натаскали свеклы центнеров десять, за домом в яму закопали, теперь до конца войны хватит...

Дело, похоже, и впрямь шло к концу – недели через три хюльгеровские опять прислали приглашение, отметить уже наши успехи в Белоруссии. Таня не пошла – в прошлый раз ребята перепили, стали охальничать, один норовил затащить ее на чердак. Да и не только поэтому. Никто, понятно, не виноват, что одни попали на фронт, а другие – сюда; не по своей же воле ехали; а все-таки выглядит это как-то не очень хорошо. Там люди жизнь отдают, а здесь – «пейте, девчата, чтоб дома не журились!». Нашли повод для веселья!

Взяв «общественный» велосипед, она поехала в Калькар – навестить тех, в гостинице. Велосипеды были у всех членов Клоосова семейства, каждый держал свой под замочком, а один, старый, был общедоступен, но в отличие от персональных на нем были не обычные камеры с покрышками, а так называемая «военная резина» – свернутые в трубку полосы старого автомобильного протектора, прикрученные к ободу при помощи проволоки. Этим неуклюжим, но надежным изобретением пользовалось сейчас пол-Германии – талон на приобретение велосипедной шины был несбыточной мечтой каждого немца. Добравшись до Калькара, Таня уже жалела, что связалась с эрзац-техникой, легче было бы идти пешком.

Сестры с Кубани встретили ее как родную, обрадовались соотечественнице – у них мало кто бывает, видно, не решаются заходить в гостиницу, да и вообще советских девушек в городке почти нет. Тех, кого привозили, сразу распределяли по окрестным бауэрам.